Музей имени себя самого представил воскресным вечером в ярославском клубе "Гигант" Александр Розенбаум.

Потолкавшись, как это и заведено у нас, в течение получаса перед наглухо закрытыми дверьми, богатенькие ярославцы (а цена на билеты колебалась от сорока тысяч на балконе до ста двадцати тысяч за места в первых рядах) легко заполнили весь зрительный зал. Оно и понятно — "звезда" как-никак!

Для начала недовольный (как потом оказалось, то ли организацией, то ли организаторами концерта) заезжий бард скромно, но вполне прозрачно дал понять присутствующим, какой высокой чести они удостоились, лицезрея наяву г-на Розенбаума. Ибо до сих пор Ярославль, по какой-то неведомой причине хронически оставался в стороне от гастрольных маршрутов маэстро. Тем не менее, долгожданная встреча состоялась, и это уже хорошо.

Одетый исключительно в черное, в респектабельно-длинном пиджаке (впрочем, не буду утверждать — возможно, это как-то иначе называется), Александр Розенбаум и впрямь смотрелся мэтром. Много повидавшим, все понимающим и потому слегка уставшим от жизни. Под стать внешнему виду артиста были и привезенные автором "Глухарей" и "Вальса-бостона" новые песни, похожие, скорее, на рифмованный сборник истин, давно ставших в нашей стране прописными. Да и как иначе можно расценить рассуждения о "больших играх маленьких людей", о "писаных вилами на воде" законах, о психбольнице, главврач которой уж точно знает, кто здесь на самом деле псих. Однако о своем нежелании жить в этой самой психушке бард пел искренно и от души.

Что ж, истины стареют со временем и становятся прописными, — но это никак уж не вина тех, кто в них действительно верит.

Построив концерт по "принципу сборной солянки", перемежая новое творчество, так горячо любимым народом старым, А. Розенбаум держал зал в напряжении в течение трех часов. За это время, помимо непосредственно пения, он продемонстрировал зрителям пару-тройку своих новых амплуа — в частности, поэта малых (и — реже — не очень малых) форм и декламатора. А первое отделение концерта и вовсе представляло собой знакомый любому еще со школьных дней монтаж, где исполнение почти каждой песни предварялось личным комментарием. Поэтому, наверное, и был с позором (при пассивной помощи зрителей) изгнан из зала оператор одного из местных телеканалов, отвлекший, по мнению мэтра, на себя то внимание ярославцев, которое, по идее, предназначалось исключительно для самовыражения "звезды".

О чем только не поведал ярославцам заезжий гость! И о своем жизненном кредо ("Одинокий волк — это круто!"). И об отношении к казакам, бравирующим яркими лампасами и дедовыми Георгиевскими крестами не где-то на границе, а на улицах Москвы. И о родственных чувствах к Северной Пальмире вне зависимости от ее сегодняшнего (сиюминутного) названия. И о многом-многом другом. А затем, совершая экскурс в прошлое, бард пел, аккомпанируя себе на рояле (и это, надо признать, получилось у него просто замечательно), свои первые песни — отнюдь не "блатные", не "одесские" и не "казацкие".

Во втором отделении Розенбаум в основном просто пел. Причем, чем ближе дело двигалось к концу концерта, тем больше звучало опять же песен старых, проверенных временем и народной любовью. Ведь, несмотря на то, что творчество артиста не стоит на месте (о чем и он сам, однако, пожалел, заметив, что в одну и ту же реку не войти дважды), для многих Александр Розенбаум по-прежнему остается певцом долга и воли. Долга тех, кто никогда не в силах расстаться, пусть в душе, с "черным тюльпаном". Воли, желанной для всех — от страстно мечтающего о ней колодника до еще безмерно верящего в свои силы жеребенка. А потому, проглотив между делом морализаторство всезнающего мэтра, народ стоя аплодировал знакомому и понятному барду, самозабвенно выпевая вместе с ним: "Любить, так любить! Гулять, так гулять! Стрелять, так стрелять!".