Во все времена художник искал единомышленников. Но, находя их, все-таки оставался один и одинок. Особенно, если это — истинный талант, который не нивелируется и не дробится в сообществах и ансамблях. Но некая общность по духу непременно дает удивительные открытия миру, являя не только творения совместные, но и личность, как бы вовремя сохраненную и спасенную от отчаяния и забвения. Не буду далеко ходить за примерами, ибо в этой жизни имею пример собственный и друзей своих.

Долгое время знакомство со стихами Марины Гершенович было прерогативой избранного круга людей, так как услышать их можно было только на редких концертных выступлениях или поэтических вечерах, устраиваемых чаще всего друзьями или людьми, связанными с движением авторской песни, в которой и Марина, как многие тогда, совершала свои первые шаги и к себе (в поэзии), и к людям (на сцене). Поэтому немногим Марининым песням в каком-то смысле повезло больше, чем многим ее стихам. Стихи очень трудно шли к читателю. Вероятнее всего потому, что Марина — поэт по при— званию и по бытию, и мало заботилась о том, состоит она или не состоит в каких-то писательских союзах и литературных объединениях.

Живет она на окраине Новосибирска. Весь круг ее общения: сын, муж, да несколько близких друзей, разбросанных по всему свету, две собаки и многочисленные растения в горшочках. Поэтессой я назвать ее не могу. Только — Поэтом. Просто не умещается она слогом и мышлением своим в любовно-лирические рамки, да и не только в этом дело. Само право затрагивать и ответственность разрешать глубоко философские вопросы, волнующие человечество на протяжении всей истории культуры и искусства, даются только поэту — той Высшей Волей, которая вправе давать или не давать человеку задумываться на эту тему.

В 1995 году вышла первая ее самостоятельная книжка "Разговоры на распутье". У этих стихов началась новая жизнь, и путь к ней пройден по всем историческим канонам: от изустного — к напечатанному. Так, стихи от младенческого, беспомощного состояния, когда их носит сам поэт в своем голосе и сердце, перешли к зрелому возрасту и, встав на ноги, по Воле Божьей, входят в любой дом и остаются там жить или идут дальше, как перехожие калики.

Что дает поэту самостоятельная жизнь его произведений — понятно.

Прежде всего — определенную свободу от них, так нужную для произрастания новых ростков души и ее воплощения. А что давали Марине ее не частые, но очень яркие выступления на сцене, где никакой защищенности от мира, даже гитары, — только она, ее голос и ее стихи?!

Марина: Самое большее, что они дают, — поддержку, благодаря которой уходит страх, что ты в небытии как человек, как творческая личность.

— А когда к тебе пришло осознание себя поэтом? Ведь эта данность, насколько я знаю, не подкреплена ни специальным образованием, ни особым признанием?

Марина: — В принципе я не думала об этом. Мечтала быть профессиональной пианисткой. Но очень рано поняла, что это невозможно в силу многих и многих обстоятельств. И догадка, может, даже еще не осознание того, что мною мир видим как-то особенно, не так, как другими, пришла тогда, когда окружающие особенно активно пытались меня убедить в противоположном, в частности, в нездоровье моего мышления, стремлений, интересов, отношения к социуму, в конце концов, назвав это просто шизофренией. Все это я говорю об отношении окружающих к моему творческому поиску...

Но все же я не считаю себя самородком. Самородок он и есть само-родок возник, появился. У меня такого ощущения нет. У меня столько сил уходит на то, чтобы просто быть человеком, при том — пишущим, что думаешь, может быть, я и не поэт даже. Ведь я так часто слышу: "птичка певчая не знает ни заботы, ни труда" — ведь все это, должно быть, вроде как лежа на диване?! Раз — и...!

Несколько лет назад мне довелось услышать мнение, что в Сибири вообще не может родиться настоящий поэт. Это говорил какой-то журналист, печатавшийся в газетах. И тогда меня эта фраза удивила и даже испугала. Я подумала: ну что же я-то трепыхаюсь, ведь сказано, что в Сибири... И у меня нет желания доказывать обратное, я просто устала.

— Скажи, а стихи помогают тебе в жизни или мешают? Или все это существует параллельно, не соприкасаясь?

Марина: — Я знаю, что в моем одиночестве, если таковое допустимо в будущем (потому что сейчас как раз наоборот — я очень уплотнена людьми), они не будут ни мешать, ни помогать — это будет некая адекватность. Надеюсь... Когда я с людьми нетворческими нахожусь в очень тесном контакте, само мышление образами мне мешает... Тогда стихи искусственно нужно отодвигать на задний план, если ты действительно хочешь общаться с людьми, просто жить, иначе это невыносимо и несовместимо. Речь поэтическую так часто в обыденной жизни приходится как бы переводить на "язык, доступный среднему уму", если так можно сказать.

— Значит, стихи для тебя — это нечто постоянно присутствующее, а все остальное прилагается?

Марина: — Да, это так. И жизнь — она постоянно присутствующая сила, хотя и временная, как известно...

По-настоящему раскрыть мир художника могут только его творения, поэтому предоставим самое главное — рассказать о поэте его стихам из нового поэтического сборника "Разговоры на распутье".

1996 г., Владимир