Как-то не принято в литературоведении нашем рассуждать об этом скользком предмете. Хотя тема эта, быть может, не магистральная, не дежурная, но так или иначе она присутствует, видимо, в творчестве почти каждого русского поэта.

Обращение к этой тематике поэтов еврейских — вполне естественно. Но, вероятно, любой серьезный поэт, который "отражает свое время", считает для себя не вправе пройти мимо этой часто болезненной для общества темы, мимо проблемы, которая, видимо, существовала во все времена и во всех государствах.

Есть у Иосифа Уткина (1903— 1944) стихотворная "Повесть о рыжем Мотэле, господине инспекторе, раввине Исайе и комиссаре Блох". Осип Мандельштам, Михаил Светлов, Самуил Маршак, Борис Слуцкий, Михаил Матусовский (список этот бесконечен!) так или иначе освещали еврейскую тему в своем творчестве. Даже узбек Гафур Гулям написал в 1943 году поэму под "вызывающим" названием: "Я — еврей". И, конечно же, тут нельзя не назвать "Кадиш" Александра Галича, поэму Евгения Евтушенко "Бабий Яр".

Владимир Высоцкий — поэт с зорким глазом и острым мышлением, который в социалистическом обществе прожил все 42,5 года своей короткой жизни, увидел множество несуразностей, бесконечное количество диких проблем. Увидел и поднял их до всеобщего обозрения, до всеобщего обсуждения и осуждения.

Антисемитизм в России, увы, существовал и на государственном уровне, и на уровне бытовом: с гласной и негласной дискриминацией, с вынужденными переменами фамилий, с кровавыми погромами, с вынужденными выездами евреев из страны. И Высоцкий не мог этого явления не заметить.

Антисемитизм в том виде, каков он был при Сталине, может, и не существует у нас сегодня, но проснулся бытовой: по всей России выходит в настоящее время более 150 антисемитских газет, газеток и журналов.

В Германии сегодня невозможно напечатать что-либо антисемитское, фашистское — за этим следит государство. Зато фашисты поднимают головы в России.

Поэт — пророк (по определению Пушкина), т.е. — провидец, предсказатель. Высоцкий, чуткий к проблемам современного ему общества, клеймил антисемитов. Своими поэтическими, песенными средствами и способами. Начиная от событий времен Адама и Иуды и кончая соседкой-бедолагой "тетей Гисей Моисеевной".

"Баллада о детстве" ("Час зачатья я помню неточно") — биография не одного поколения — военного и послевоенного, — когда каждый жил на виду у всех в коммуналках, где "на тридцать восемь комнаток всего одна уборная". И здесь, в беспросветном быту, — тот же жгучий еврейский вопрос:

И было солнце в три луча

Сквозь дыры крыш просеяно,

На Евдоким Кирилыча

И Гисю Моисеевну.

Она ему: "Как сыновья?"

"Да без вести пропавшие!

Эх, Гиська, мы одна семья,

Вы — тоже пострадавшие!

Вы — тоже пострадавшие,

А значит, обрусевшие,

Мои — без вести павшие,

Твои — безвинно севшие!"

В 1963 году Высоцкий пишет песню, ставшую знаменитой, — "Антисемиты". Уже в названии обозначена проблема. Персонаж, от имени которого поется песня, саморазоблачается, заголяется перед нами. Помните:

Зачем мне считаться шпаной и бандитом —

Не лучше ль податься мне в антисемиты:

На их стороне хоть и нету законов, —

Поддержка и энтузиазм миллионов

Поставьте запись этой песни и внимательно прослушайте все восемь ее куплетов. Как говорится, есть информация к размышлению.

Вот набросок песни (две строфы), которую, как сказано в примечании к ней, "Володя обещал дописать". Но, увы, теперь нам не дано знать, во что это могло бы развернуться:

И фюрер кричал, от завода бледнея,

Стуча по своим телесам,

Что если бы не было этих евреев,

То он бы их выдумал сам.

Вспомним известную песню Высоцкого с изящным авторским названием: "Лекция о международном положении, прочитанная посаженным на 15 суток за мелкое хулиганство своим соседям по камере". Привожу здесь одно из 22 (!!) авторских заглавий ее (все остальные можете прочесть в немецком семитомнике В.Высоцкого: т. 5, стр. 547— 549). Этот "лектор" в разговоре на популярные когда-то в Обществе "Знание" международные темы, конечно же, не мог обойти своим вниманием и еврейский вопрос — в собственной, весьма специфической постановке. И выглядит это так:

В Америке ли, в Азии, в Европе ли —

Тот нездоров, а этот вдруг умрет.

Вот место Голды Меир мы прохлопали,

А там — на четверть бывший наш народ.

Моше Даян без глаза был и ранее —

Другой бы выбить, ночью подловив!

И если ни к чему сейчас в Иране я,

То я готов поехать в Тель-Авив.

"На четверть бывший наш народ" — слова поэта, ставшие крылатыми. Сейчас, спустя двадцать лет, наверное, надо петь: "Наполовину бывший наш народ!"

В своих стихах и песнях, в эпиграммах Высоцкий вывел в свет, обозначил, воспел многих евреев — своих друзей, знакомых, коллег. Увековечил их, посвятив им либо короткие юмористические эпиграммы, либо целые сюжетные стихотворения. С огромной симпатией ко всем персонажам.

Вот, к примеру, строки, посвященные Игорю Кохановскому, другу и поэту:

Тебе б филфак был лучшим местом:

Живешь ты с рифмой очень дружно.

Пиши ты ямбом, анапестом,

А амфибрахием — не нужно!

И приехал в Анадырь

Кохановский-богатырь.

Повезло Анадырю —

Я, бля, точно говорю.

Надо назвать еще одну песню Высоцкого ("Если ночью был ты пьяный"), написанную в содружестве с Артуром Макаровым, другом и собутыльником поэта. Тут есть такие выразительные слова:

И артисты, и юристы —

Тесно держим в жизни круг,

Есть средь нас жиды и коммунисты,

Только нет средь нас подлюг!

В конце этих неожиданных заметок хочу привести малоизвестные стихи Владимира Высоцкого — в продолжение нашей темы.

Запретили все цари всем царевичам

Строго-настрого ходить по Гуревичам,

К Рабиновичам не сметь, тоже — к Шифманам!

Правда, Шифманы нужны лишь для рифмы нам.

В основном же речь идет за Гуревичей:

Царский род ну так и прет к ихней девичьей —

Там три дочки — три сестры, три красавицы

За царевичей цари опасаются.

И Гуревичи всю жизнь озабочены:

Хоть живьем в гробы ложись из-за доченек!

Не устали бы про них песню петь бы мы,

Но назвали всех троих дочек ведьмами.

И сожгли всех трех цари их, умеючи,

И рыдали до зари все царевичи,

Не успел растаять дым от костров еще —

А царевичи пошли к Рабиновичам.

Там три дочки — три сестры, три красавицы.

И опять, опять цари опасаются

Ну, а Шифманы смекнули — и Жмеринку

Вмиг покинули, махнули в Америку.

1967, июнь