Расшифровка радиопрограммы "Бессонница"

У него было удивительное лицо: по-детски доверчивые глаза и презрительные, насмешливые губы. В глазах отражался поэт, каким он был задуман, чистым, возвышенным и романтичным. Над жесткими складками у рта потрудились люди и годы. Так соединились в его стихах и мелодиях неповторимые интонации голоса и те несоединимые черты: беспечность и страдание, наивность и тоска, беззащитность и мудрость.

Эпоха перестройки и прочих великих потрясений совпала со старостью Окуджавы. Старикам положено впадать в детство. Говорят, эта болезнь не затрагивает мудрецов. С Окуджавой случилось еще нечто более неожиданное — он перестал ощущать себя ребенком. Взрослый мир навалился на него предощущением беды. Почти все последние стихи поэта катастрофичны. Это не было связано с возрастом, ощущением близкой смерти, как, к несчастью, случилось с одним его близким другом: "Я качусь в бездну, и мир валится в тартарары". Уж тем более плевать было Окуджаве на разную мелкую сволочь, увлекшуюся в газетках борьбой с шестидесятничеством. Кто он — и кто они. Разочарование было крупнее, горше. С новыми временами вернулись давние, еще из оттепельных лет, надежды очеловечить власть, и эти детские надежды рушились долго, мучительно, и, казалось, окончательно рухнули в декабре 94-го с началом чеченской войны.

9 мая 94-го он праздновал свое 70-летие. В небольшом уютном зале, в окружении восторженных поклонников и друзей, в присутствии отдельных, симпатичных поэту членов правительства. Звучали приветственные крики, речи и песни. Под занавес Окуджава поднялся на сцену. Он выглядел смущенным, усталым, больным. Дождавшись тишины, тихо и вежливо поблагодарил публику и добавил, винясь: "Простите, но все это мне глубоко чуждо..."

Взрыв скорби по Окуджаве уляжется, как это всегда бывает в подобных случаях. Но жизнь без него окажется тяжелей, чем представляется даже сегодня, в эти печальные прощальные дни. Романтические мечты поэта очеловечить власть были, наверное, несбыточными. Но он умел, как никто, добиваться большего — очеловечивать, пусть на миг, хоть в те минуты, пока звучит песенка, всю нашу жизнь. И даже души вождей прочищать от смрада. Само присутствие Окуджавы в городе, в стране, на планете, чуточку облагораживало действительность. Не намного, на миллиграмм. Но пока хватало.

С уходом Окуджавы, теперь уже вне всякого сомнения, в России начинается настоящая, взрослая жизнь. Без Бумажных Солдатиков, Милосердных Сестер и Зеленоглазого Бога. Без жалости, без надежды и без пощады. А простодушная мудрость наша, детская доверчивость и насмешливая любовь умерли 12-го, в День России. Во французском военном госпитале.

"Ваш сын... Ваш брат... Ваш отец..."

Что ж, возьмемся за руки, друзья, на Ваганьково, над свежей могилой.

...Но когда за грань покоя

преступлю я налегке,

крикни что-нибудь такое

на грузинском языке.

Крикни громче, сделай милость,

чтоб навек поверил я,

что все это мне приснилось —

смерть моя и жизнь моя.