Легендарный исполнитель авторской песни переписывает "Трехгрошовую оперу" на новый лад

Песни Юлия Кима любят, не зная порой даже имени автора. Более того – иные его песни (например, "про губы окаянные", которая прозвучала в одном из лучших фильмов Никиты Михалкова "Пять вечеров") получили известность как народные. Это дало поэту право, поднимая телефонную трубку, представляться: "Русский народ слушает..." А после того, как в одной из московских газете эпиграфом к статье о юбилее Царскосельского лицея поставили строку из его стихов, приписав ее Пушкину, Юлий Ким может по праву считать себя и "нашим всем".

Фильмы, освещенные его талантом, знают все: "Бумбараш", "Двенадцать стульев", "Обыкновенное чудо" и еще десятка четыре кинолент. Кроме этого "писатель слов и колебатель струн" сочинил песни к десяткам спектаклей, да и сам написал несколько музыкальных пьес, которые с успехом идут по театрам страны. Песни этого предлинного ряда и прозвучали в Тамбове в авторском концерте "Белеет мой парус".

После концерта бард и драматург за кулисами фотографировался с поклонниками, давал автографы... Нашлось время и для беседы с корреспондентом "РГ-Черноземье".

– Юлий Черсанович, объективно вы – классик бардовской песни, хотя считаете себя самодеятельным автором. Ваши произведения пошли в народ, а это дорогого стоит. Расцвет бардовской песни, на ваш взгляд, это феномен советской поры?

– 1968 год стал переломным и для Западной Европы, и для нашей страны. Оккупация советскими войсками Чехословакии, антибуржуазное движение в благополучной Европе, особенно во Франции, движение хиппи – явления одного ряда. Народное песнетворчество есть везде, им занимались и ребята из "Битлз". Но, думаю, что авторская песня – это исключительно отечественное явление, я бы определил его как интеллигентский фольклор. Молодые интеллигенты, по преимуществу технари, задавали круг тем, интонации...

– Мне кажется, бардам-шестидесятникам важно было ощущать сопротивление материала, знать, что они поют поперек идеологического такта. Сейчас эта сторона творчества ушла...

– Не скажите! По-моему, в современной бардовской песне, в авторском роке и сегодня явственно присутствуют мотивы сопротивления... Не хотелось бы произносить этого слова, но по сути оно верно, – сопротивление бездуховности, агрессивному культу денег. Авторская песня бессмертна. Другое дело, что она пока не востребована обществом, но это время придет, может быть, оно уже приходит.

– На концерте вы уже упоминали о работе над текстом мюзикла "Нотр-Дам де Пари". Пожалуйста, несколько слов о работе над ним...

– Это была очень увлекательная работа с точки зрения технологии. Перевести поэтический текст с французского на русский – это одно. Но нужно было переложить его еще и на вокальный язык, проблема таким образом усложняется в несколько раз! Тем более, во французском языке существуют переплетения, невыносимые для русского языка. Например, как перевести, сохранив стихотворный и музыкальный ритм, французское "belle", если на русский оно переводится как "красавица", а вариантов нет? Поэтому, когда я получил из зала записку с просьбой спеть что-нибудь из "Нотр-Дам", то вынужден был отказаться. Я не очень искусный музыкант, поэтому ничего подходящего для концертного исполнения не нашел...

– А какова судьба мюзикла о солдате Иване Чонкине, сделанного на материале повести Владимира Войновича?

– Постановка его ограничилась спектаклем в Норильске. Режиссеры думают, что время Чонкина прошло, хотя, как мне кажется, это не так...

– А как отнесся к вашей переделке автор повести?

– Все было очень просто. Я пришел к Войновичу и сказал: "Дайте нам с композитором Владимиром Дашкевичем разрешение сочинить мюзикл по "Чонкину". Он сказал: "Пожалуйста!". Тогда я сказал, что когда сочиняется либретто, то первоисточник обычно переделывается до неузнаваемости. "Пожалуйста!" – вновь сказал Войнович. И я свою авторскую волю употребил на всю катушку, и первым, кто услышал переложение, был, разумеется, автор повести. Он очень смеялся, сказал, что узнал в тексте две свои фразы, и позволил делать с повестью, что угодно. Он был на премьере в Норильске, и хохотал над своим творчески неузнаваемым произведением...

– Сейчас вам, поколению бардов 60-х, кто-либо дышит в затылок?

– Бардов полно, но я их плохо знаю. О развитии современной бардовской песни лучше спросить у специалиста в этой области Дмитрия Сухарева. Но и до меня добираются интересные авторы. Давеча я приехал из Казани, так там мне бардовских песен насовали полные штаны. Одного из них послушал, фамилия его Донской... Очень обещающий автор!

– Читатели мне не простят, если не задам вам традиционный вопрос: над чем работает бард и драматург Юлий Ким?

– С композитором Геннадием Гладковым думает осуществить давнишний замысел – поставить на сцене "Обыкновенное чудо". Обычно бывает наоборот – экранизируются пьесы, которые имели успех на сцене. Есть "столбовые" зонги, которые вошли в фильм, и если нам удастся дополнить их новыми такого же уровня, то получится прекрасная музыкальная сказка. Замыслил еще одну штуку – сочинить "Трехгрошовую оперу" на современном материале. Уже пытался сделать первый заход, но он оказался неудачным. Со второго, Бог даст, может и получится. Лежит втуне и богатый музыкальный материал о Буратино, оставшийся от Булата Окуджавы. Надо разобраться со всем этим хозяйством, в нем зарыт богатый материал для музыкальной сказки...

...Можно быть талантливым поэтом, композитором, исполнителем. Но Юлию Киму успех принесло редкое и органичное слияние всех этих талантов. И еще в нем есть качество, которое сегодня редко встретишь, – хорошая дикция актера с богатыми обертонами, что дает возможность со свойственной ему иронией сочинять и исполнять песни "под Высоцкого", "под Галича", "под Визбора", "под Вертинского". Этим он, кстати, попутно доказал, что подражать чужой манере легко, а свой голос, свои интонации, которыми обладает Юлий Ким, дает лишь Господь, избирая земного творца своим инструментом, одиноким парусом надежды в бурном житейском море. Думаю, наш герой согласится с этим утверждением...

Евгений ПИСАРЕВ