Александр Деревягин – лауреат многих фестивалей и конкурсов авторской песни, лауреат премии имени Веры Матвеевой (1991). Автор не одного десятка песен.

Человек талантливый и творческий во всех отношениях.

Наша беседа с Александром Владимировичем состоялась накануне премьеры в "Манекене" спектакля "Дверь в смежную комнату" (режиссер Сергей Овинов). В этой постановке челябинский певец и композитор, по его собственному выражению, "делает музыку".

Но обо всем по порядку.

– Александр Владимирович, в вашей биографической справке в Интернете написано, что вы родились в Костанае. С какого возраста вы живете в Челябинске?

– Мои родители всегда жили в Челябинске, просто мама уезжала рожать меня в Костанай, к маме своей.

– Расскажите о своих родителях.

– (Улыбается) Раз мне теперь 52 года, значит, родители у меня пенсионеры. Своего отца я не помню. Мама работала учительницей в интернате с глухими и слабослышащими детьми; была воспитателем, преподавала русский язык, литературу, историю. Братьев и сестер у меня нет.

– Когда у вас появилась первая гитара?

– Первая гитара появилась лет в 15, наверное, может, в 14 – не помню. Разумеется, ее мама купила, когда я попросил. А в том возрасте, как известно, у всех есть интерес к гитаре.

– Детство у вас прошло в Челябинске, в Металлургическом районе. Какие у вас там были игры?

– Ну, мы же пацаны... Когда были помладше, зимой играли в хоккей (во всех чеэмзовских дворах тогда были хоккейные коробки), летом – в индейцев. Когда стали постарше, начали сидеть в садиках в беседочках, где можно было укрыться от глаз любопытных. То есть у меня было совершенно нормальное, ничем не выделяющееся детство, счастливое и хорошее.

– А парки были поблизости?

– Парк был, но там мы только в теннис играли... В настольный, я имею в виду, потому что тогда еще не было моды на большой теннис. Я жил на улице Третьего Спутника и ходил в школу через парк (она на улице Жукова). Сейчас этот парк у кинотеатра "Россия" стал детским, там "Дом аквариум" отремонтировали... Я не был на ЧМЗ уже лет 15 – наверное, все изменилось.

– Какое у вас осталось самое яркое воспоминание из детства?

– У нас был очень хороший класс. Чаще всего из детства я вспоминаю его. После окончания школы мы долго потом собирались... А еще я в детстве я занимался геологией в школьном кружке, который вела Альбина Григорьевна Синельникова. С ней мы ходили в походы, в экспедиции под Сатку и еще куда-то. Каждое лето недели на две-три уезжали. Позднее мы стали заниматься в НОУ при ДПШ им. Крупской. Руководителем у нас был Сергей Васильевич Колисниченко. С ним мы ездили на всякие геологические слеты и олимпиады. Тогда в Новосибирске проходили ежегодные зимние геологические олимпиады, и наша команда, сборная области, была там то ли семикратным, то ли десятикратным чемпионом. Это было очень здорово, клево! И у нас как у чемпионов Советского Союза были премиальные поездки. То мы по Енисею плавали, то в Белоруссию, в Минск ездили, то еще что-то... Словом, лето было насыщенное.

– А заповедные уголки на Южном Урале у вас любимые есть?

– Ой, вы знаете, я не краевед! Я вообще-то пляжник-матрасник. Вот в последнее время мы каждый год с друзьями хорошей компанией отдыхаем на Аргазях. Там ребята из театра "Манекен" и еще разные компании собираются на острове Свинячий...

– Это его народное название?

– Народное. А другого все равно нет... И поскольку это остров (мы добираемся туда на лодках), там лишних людей практически не бывает. Все друг друга так или иначе знают. Разными компаниям стоят. Поэтому там довольно комфортно отдыхать.

– В одной из ваших биографических справок также указано: "Политехнический институт, лесозаготовки, бродяжничество, геология, геофизика..." Про бродяжничество – это шутка?

– Я думаю, это художественное преувеличение. Не упомню я такого, чтобы я бродяжничал (смеется). Вот на лесоповале работал.

– И в чем заключалась работа?

– Ха! Я в юности, погнавшись за романтикой, завербовался на лесоповал, но это оказалось таким... советским обманом. Нас привезли в Новоенисейск Красноярского края и... всех устроили на деревообрабатывающий комбинат, где был дефицит рабочей силы. Я там работал грузчиком, и оттуда еще фиг уедешь, потому что договор там заключался на полгода, у нас забирали паспорта, трудовые книжки, мы там жили абсолютно бесправно. Мне повезло – я смог оттуда вырваться (улыбается).

– Говорят, вы одинаково хорошо играете и на шестиструнной, и на семиструнной гитарах...

– Ну, это тоже преувеличение. На семиструнке я играл, но это был, скажем так, эксперимент, не более того. Это было лет 20 назад. Просто было интересно еще и на ней поиграть. Сейчас я уже давно не брал в руки семиструнку, хотя инструмент интересный, конечно.

– Это же совершенно разные инструменты!

– Абсолютно разные! Техника и строй у них отличаются.

– Итак, вы окончили политехнический институт...

– ЧПИ я не окончил, к сожалению. Третий курс не доучился.

– Из-за неуспеваемости, что ли?

– Нет, у меня как раз с этим все было хорошо. Я учился хорошо. У меня всего одна тройка в зачетке была, остальные – четверки, пятерки. Тройка по черчению была, потому что там на эрудиции не выедешь... А тут я просто перестал ходить на занятия и был отчислен... Молодой был...

– В студенческой жизни у вас все, как и обычно было: поездки на картошку, "капустники", шумные гулянки?

– Нет, на картошку не ездил, потому что я был в агитбригаде, и мы ездили туда как раз петь для студентов. И не только. Мы ездили довольно много по стране, на комсомольские стройки разные. Это ведь было в конце 70-х – начале 80-х годов. Мы ездили и на БАМ, и на АЯМ (Амуро-Ямальская магистраль), по другим ударным, как тогда их называли, комсомольским стройкам. Было интересно в этом смысле. Агитбригада у нас была сборная: ребята были из КСП ЧПИ, театра "Манекен" тогда еще ЧПИ и ансамбля хореографических миниатюр "Движение" (это нынешний Театр современного танца под управлением Ольги и Владимира Пона).

– То есть в студенчестве вы сразу занялись творчеством?

– Да-да, сразу после сдачи вступительных экзаменов я попал в клуб самодеятельной песни ЧПИ. И там проходила моя студенческая жизнь. На "макушке", как мы называли помещение КСП: оно располагалось на 12-м этаже восьмого общежития ЧПИ, которое на Сони Кривой. Там у нас была комната с маленьким "аппендиксом", куда мы ставили всю нашу аппаратуру. Всего 25 квадратных метров. Там была фонотека, там мы собирались.

– Кто тогда был руководителем клуба?

– Когда я пришел, был Юра Бендитович (сейчас он живет в Израиле). Потом было много других руководителей. Когда Юра уехал (сначала в Москву), Коля Якимов был, его уговорили. Потом я, после меня – Женя Лихачев, Андрей Крамаренко... Это кого я помню. Сам я был президентом КСП ЧПИ в 1984–1986 годы. Работа в те годы состояла только в общении с курирующими организациями – с комсомолом, партией, профкомом... Это в основном была административная работа. Руководитель клуба выбивал магнитную ленту, стулья и собирал шишки от вышестоящих товарищей. Должность эта не оплачиваемая была, в самодеятельности ЧПИ тогда деньги получал только Анатолий Афанасьевич Морозов, который был художественным руководителем "Манекена". Все остальные руководители кружков работали бесплатно.

– Место для творчества-то хоть оставалось в вашей работе "на посту"?

– Были агитбригады, каэспешные концерты, мы участвовали в Ильменском фестивале. Если получалось, часть дороги нам оплачивали, если нет – мы ехали за свой счет.

– Александр Владимирович, получается, с Николаем Якимовым (петербургский музыкант, композитор, аранжировщик, звукорежиссер, автор многих арт-проектов, до 1990 года жил в Челябинске) вы знакомы с юности?

– Если быть точным – с 1979-го года. После института вместе работали в Пласте (местные там говорят "на Пласту" с ударением на "у") в геофизической партии.

– А там в чем состояла работа?

– Мы работали на ВЭЗах (вертикальное электрическое зондирование) и МИПе (мироискусственное подмагничивание). Это нормальная работа была. Для мужчин. На свежем воздухе. Трудились мы за весьма приличные по советским временам деньги. Кроме того, там был очень классный для нас график работы: 20 дней в поле, 10 – дома. Ездили по всей Челябинской области. Я работал техником-геофизиком, Коля – инженером-геофизиком. Мы останавливались, как правило, в деревнях, снимали с Колей дом и по вечерам там играли на гитарах.

– Что вас привело на работу в "Манекен"?

– До "Манекена" были еще театр кукол, НХТ... Колю Якимова в театр кукол позвал Валерий Аркадьевич Вольховский на должность завмуза (заведующего музыкальной частью). Коля тогда написал музыку для спектакля "Жизнь насекомых". А я пошел работать старшим машинистом сцены, главным монтировщиком. Мы с Колей долго там работали – и при Вольховском, и при Михаиле Александровиче Хусиде. Потом Хусид забрал Колю в Царское село, а я перешел в НХТ. Александр Алексеевич Мордасов позвал меня, а после Юрий Иванович Бобков пригласил в "Манекен". Я работал и в том, и в другом театре заведующим музыкальной частью.

– Чем сейчас занимаетесь?

– Сейчас я фрилансер, на вольных хлебах. В том числе и в "Манекене". 14 ноября прошла премьера спектакля "Дверь в смежную комнату" (режиссер Сергей Петрович Овинов). Я там музыку делаю.

– К слову о музыке. Можно ли сказать, что творческий союз "АЗиЯ" был задуман и создан вами в Челябинске и остался тут же?

– Задумали мы его вдвоем с Колей, и было это, насколько я помню, в автобусе Самара – Тольятти. Нам надо было как-то обозначиться, расти ввысь и вширь, и вот мы придумали союз "АзиЯ". А первый концерт действительно состоялся в Челябинске, это было в 1993 году в подвальчике театра "Манекен". А то, что этот союз остался в Челябинске – конечно, нет. Лена Фролова сейчас живет в Москве, Коля Якимов – в Праге, Таня Алешина – в Петербурге. Можно сказать, что союз стал межгородским. Было так, когда трое из нас жили в Питере, было так, когда трое жили в Москве... А сейчас все по разным городам.

– Какую из своих наград вы считаете высшей?

– Была такая премия Союза гуманитариев СССР имени Веры Матвеевой. "За заслуги перед бардовской песней" она называлась. К сожалению, эта премия просуществовала недолго, потому что кончился СССР. За 1990 год ее получила Лена Фролова, за 1991-й – я, и все, и вот мы так два лауреата и остались. Но премия была слишком престижной по тем временам, я был страшно горд.

– А там была действительно серьезная сумма?

– (Усмехается) Нет, сумма была символическая. И ее я, кстати, так и не получил. То есть мне дали диплом, а после августа 1991-го и зимы 1992-го началась дикая инфляция, и когда я приехал из Челябинска в Москву за деньгами, этой суммы мне уже не хватило, чтобы на метро проехать.

– Александр Владимирович, какое главное отличие у песен, которые вы пишете и исполняете, от классических бардовских?

– Есть чисто формальное отличие. Скажем так, это иная гармония, она сложнее, чем в традиционных бардовских песнях. Это, как правило, не куплетная форма, не песенная поэзия, то есть эти песни при всем желании хором не споешь. И не потому, что они плохие или хорошие, а потому, что у них иная структура. Кроме того, в моих песнях большое место занимает речитатив, что тоже нехарактерно для бардовской классики, хотя и у Визбора, и у Галича были, конечно, речитативные песни... В ранней юности я пробовал сам сочинять стихи, но потом понял, что они не так уж и хороши (я адекватно отношусь к своему творчеству) и начал сочинять песни на чужие тексты. А сейчас уже лет семь или восемь я не делаю и этого – я просто пою чужие песни. Окуджаву, Галича, Визбора... По Визбору у меня вообще большая трехчасовая программа была. По Галичу у нас недавно был концерт в Питере, он так и назывался – "На троих за Галича". Нас на сцене было трое: Коля Якимов, я и Алексей Захаренков. 21 ноября этот концерт мы будем повторять в Москве. Там в основном будут песни Галича, но и свои мы попоем немного.

– Над какими проектами вы сейчас работаете?

– В ближайшее время, как я уже говорил, будет спектакль "Дверь в смежную комнату". Весной, тоже в "Манекене", будет еще один спектакль, его рабочее название "Марлен" (режиссер Владимир Федорович Филонов). Это спектакль про Марлен Дитрих по авторской пьесе Филонова. Я там занимаюсь больше не музыкой, а видеорядом... Еще у меня есть проект "Наивные песни: от шарманки до русского рока", это по городскому фольклору XX века. Сейчас этот проект пока немного застопорился, но я продолжу над ним работу. Это будет прежде всего театральная программа, но и альбом, я думаю, в конце конов мы тоже выпустим... Есть и еще кое-что, но это вилами на воде писано, и лучше не говорить, чтобы не сглазить...

– У вас многое связано с театром, а сами вы не пробовали себя в актерском мастерстве?

– Нет, я совершенно не актерской природы, я люблю сам все придумывать, сам все сделать... Я сапожник по натуре: он сидит в будочке и делает свое дело, людям нравится – он доволен, людям не нравится – ну, он недоволен. Актер – это человек коллективный, а я скорее отшельник, мне больше нравится одному работать.

Беседовал Владислав Вериго