Слово Таганка вызывает сегодня лишь одну ассоциацию: театр. Хотя когда-то на этой площади стояла старинная тюрьма, не менее знаменитая, чем Бутырка. Снесенная во времена оттепели, она отдала свое имя театру во главе с Любимовым. Вокруг мастера сгруппировалась целая плеяда замечательных артистов: Владимир Высоцкий, Алла Демидова, Борис Хмельницкий, Валерий Золотухин, Вениамин Смехов, Зинаида Славина, Нина Шацкая. Они-то и сделали Таганку – Таганкой. Одним из ведущих актеров этого театра был Леонид Филатов.

– Леонид, вы окончили школу в городе Ашхабаде. Какими судьбами занесло туда ваших родителей?

– Обычная житейская история, ко мне отношения не имевшая, поскольку я был малым дитем. Мама с папой развелись, и мама, взяв меня подмышку, захотела уехать из родной Казани как можно дальше. Дальше Ашхабада ехать было некуда.

– Писать стихи и играть на сцене вы начали в школе, так?

– Ну, играть – это сильно сказано. Во всех школах так играли: в самодеятельности. Это было не принципиально, не очень меня влекло. А писать... Вы понимаете, это были те еще стихи: все писали, и я писал – у нас же была страна графоманов.

– После школы вы подались в Москву. Куда хотели поступить?

– На режиссерское отделение ВГИКа, понимая в режиссуре, как в космонавтике. Ехал, стало быть, "на ура", что типично для провинциала. Поехал сразу после выпускных экзаменов в школе, выяснилось, что рано – за два месяца до приемных экзаменов.

– Вы школу с медалью кончили?

– Нет, далеко нет. (Смеется). Приехал, и выяснилось, что делать мне пока нечего. Вокруг шумел очередной московский кинофестиваль, правда, один из первых – 1965 года. Я ходил на что ни попадя, потратил все деньги и засобирался домой. Но кто-то, уже не помню, кто, мне посоветовал: иди в артисты! А у меня, во-первых, был комплекс физиономии: куда мне в артисты с таким рылом! Во-вторых, я же не умею, не готовился, в голове не держал. Но, думаю, ничего из школьной программы сдавать не придется – срежут на творческом конкурсе. Стишок выучил, кусок прозы и басню – все, что требовалось. Ну, стишок я им свой выдал, назвав чужой фамилией, прозу – тоже, только басня была подлинная: Феликса Кривина – жил в Ужгороде такой хороший писатель, потом уехал в Израиль, где недавно умер. Вот с этим нехитрым набором я и пошел, предварительно узнав, где потолок, где лучше всего учат. Мне сказали: в Щукинском, там учатся Вертинская и Михалков. Я пошел. Ощущение было такое: пропаду, так будет что вспомнить! Не верил, что поступлю, но думал: людей хоть погляжу. А потом буду рассказывать: поступал в лучшее учебное заведение, нo не поступил... А не попади я в ГИТИС, это было бы гораздо хуже, это меня совсем бы не красило. Итак, пошел в Щукинское. Поскольку проходил кинофестиваль, то днем я смотрел кино, освобождался к вечеру. А к вечеру люди уже спадали, наплыва уже особенного не было, и это мое неведение меня спасло: с утра ломилась толпа абитуриентов, приемная комиссия свирепствовала, к вечеру – подуставала. К вечеру на экзамены приходили какие-то обмылки, человек десять, не очень-то симпатичные. Я, на них глядя, думал: может, и я проскочу. Это придавало мне силы, я бойко все отчитал на первом туре, точно так же, ближе к вечеру, пришел на второй, и к вечеру ближе – на третий. Прошел. Сдал общеобразовательные экзамены и понял, что искушать судьбу во ВГИКе не стоит, тем более, что в режиссуре, как я сказал, ничего не понимал.

– А кто принимал экзамены в ГИТИС, не помните?

– Как же не помню? Они же потом и учили меня: Владимир Абрамович Этуш, Юрий Васильевич Катин-Ярцев, кто-то еще – много их было.

– Леонид, вот поступили вы, значит, в Щукинское, ну, учеба, работа – все понятно. Но вокруг ведь такие красивые, умные девочки, будущие актрисы. Влюблялись?

– А как же иначе?

– Нина Сергеевна Шацкая ваша первая жена?

– Не первая. Первый брак был ошибкой. Я женился уже будучи актером Таганки, довольно поздно.

– Кто из ныне знаменитых актеров учился с вами на курсе? Друзья остались со студенческой поры?

– Со мной учились Ян Арлазоров, Саша Кайдановский, Иван Дыховичный, Борис Галкин, Володя Качан, Нина Русланова. Боюсь кого-нибудь забыть, боюсь, что те, кого не назвал, обидятся. С Борисом и Володей дружу до сих пор. Из позднее пришедших друзей самые близкие – Саша Розенбаум, Леня Ермольник и Саша Адабашьян.

– Как вы оказались на Таганке?

– Мои педагоги, желая меня поддержать, показали меня Юрию Петровичу Любимову. Он сам вахтанговец, если вы помните. Ну Юрий Петрович меня и взял. Это был 1969 год, то есть Таганка уже несколько лет будоражила Москву и не давала культурному начальству спать спокойно. Я играл в "Часе пик" Ежи Ставинского, в "Гамлете", в котором главную роль играл Высоцкий, а я так – сбоку припека. Был еще такой спектакль "Перекресток" по повести Василя Быкова "Сотников". Лариса Шепитько сделала по этой повести прекрасный фильм "Восхождение". Актерствуя на Таганке, снялся в "Экипаже", "Чичерине", еще в нескольких фильмах.

– Сейчас с Юрием Петровичем поддерживаете отношения?

– Нет.

– Когда в театр пришел Эфрос вместо принудительно оставленного за границей Любимова, вы со Смеховым демонстративно, хлопнув дверью, ушли из театра, сочтя Эфроса штрейкбрехером по отношению к Любимову. Сейчас не жалеете о том поступке?

– Жалею и много раз говорил об этом. Дело не только в том, что Эфрос умер, будучи режиссером театра на Таганке, и его смерть как бы разоблачила наш поступок. Любая запальчивость делу вредна. Есть правота, но есть и правда. Не стало Эфроса – и живи с этой правотой. Кому теперь эта правота нужна? Что было у Анатолия Васильевича в ту пору его жизни, мы плохо знаем. Мы ищем чистую модель: он, мол, Эфрос, не должен был идти режиссером на Таганку. А что его толкнуло к этому – неизвестно. Становиться в позу, имею в виду себя и Смехова, проще всего. Эфрос не был рациональным счетчиком, он был человеком эмоциональным, ему казалось... Впрочем, откуда нам знать, что ему казалось. Нужно-то ему было немного: позвонить паре-тройке людей и сказать: ребята, вы на руинах и я на руинах. Что же мы будем сидеть и оплакивать эти руины? Давайте соединим усилия и посвятим их искусству. Ну а вернется Любимов – придумаем что-нибудь. Вот и все. А он пришел в сопровождении начальства, которое его нам представило, мне это не понравилось.

– А кто его представлял, не помните?

– Да разве упомнишь этих козлов? Потом, когда после смерти Эфроса бразды правления театром взял в руки Губенко, я вернулся. Объяснил все Галине Борисовне, она поняла. (Филатов уходил в театр "Современник", главным режиссером которого была и по сей день остается Галина Волчек. – В.Н.).

– Н-да, вот мы и подошли к следующему конфликту: Любимов – Губенко. В нем вы чью сторону взяли?

– Губенко.

– Не будете потом опять жалеть, как в случае с Эфросом?

– Никто этого не знает, во всяком случае, я же дверьми не хлопал, никого не обвинял и не обличал, просто ушел – и все.

– Но вы не считаете, что сын (Губенко) с отцом (Любимов) из-за квартиры не имеет права судиться? Ведь речь шла о разделе театра, созданного Любимовым.

– Интеллигентская болтовня, слюнявая модель: Губенко – сын, отсуживающий полхаты у отца. Николаю Губенко не нужно было вообще ничего, он просто ушел из театра, когда вернулся Любимов, и все. Его артисты просили вернуться, защитить их! Так что благородная модель: сын супротив отца – ерунда собачья. Во всем виноват – я так считаю уже много лет – Юрий Петрович Любимов. Хотя он — гений чистой воды, и все мы ему обязаны. Но истина такова. Сейчас ни к чему это ворошить, камни в кого-то бросать.

– И все же: вы сказали, что с Любимовым отношений не поддерживаете. Не из-за Губенко ли?

– Я ни с кем не поддерживаю отношений. Вы же не знаете моей судьбы – я много лет болен.

– К этому мы вернемся. А пока поговорим о вашем литературном творчестве. Знаменитым вас сделали пародии на известных поэтов: как бы они написали о театре на Таганке. Кто из пародируемых, а там, если мне память не изменяет, фигурировали Гамзатов, Михалков, Евтушенко, Вознесенский и Рождественский, был вам ближе всего творчески?

– Ну не баснописец Михалков, конечно. Пожалуй, Евтушенко.

– С тех пор много лет прошло, вы изменились, повзрослели. Кто ваш нынешний поэтический кумир, Леонид?

– Пастернак. Линия Евтушенко – Пастернак вполне естественна, заслуга Евтушенко в том, что он привлек внимание сотен, если не тысяч людей к поэзии. Может, не будь Евтушенко, я до Пушкина добирался бы тыщу лет.

– А с Высоцким какие у вас были отношения?

– Нормальные, ровные, но нельзя сказать, что товарищеские, потому что я был моложе его, а тогда это было очень заметно. Сейчас-то эта разница в летах была бы почти неразличима. (Напомню читателю, что год рождения Владимира Высоцкого – 1938-й, Леонида Филатова – 1946-й. – В.Н.). Володя, повторяю, ко мне хорошо, ровно относился.

– А вы тогда уже понимали, что Высоцкий – выдающаяся личность?

– Ну конечно! Он был так очевиден, так ярок, так не похож ни на кого...

– Теперь естественно возникает вопрос о Валерии Золотухине.

– Без комментариев. (Жена Леонида Филатова, Нина Шацкая, была прежде женой Валерия Золотухина. – В.Н.).

– Сын Золотухина – ваш пасынок, но вы любите его, это известно, как родного сына. Вас не огорчило то, что он стал священником?

– Огорчило – не то слово. Меня это шокировало. Потому что он ведь проучился два года во ВГИКе, и вдруг: "Ухожу в церковь священнослужителем". Для меня – шок! Я сам человек верующий, православный, но – не церковный. У меня общекультурные сведения о церкви, я там бываю иногда, у меня есть духовник – священник, которому я исповедуюсь, причащаюсь. Но все равно – шок, когда собственное дите объявляет, что оно хочет быть попом. Потом как-то смирился, подумав: ну не объявил же он, что в мафию подался по грабежу бензоколонок. Так что пусть его, Господи!

– Нина, ваша жена, продолжает играть на Таганке? Я помню ее в роли Маргариты в спектакле "Мастер и Маргарита". Все взоры были прикованы к ней...

– Она все бросила из-за моей болезни.

– Как же вы устроены материально?

– Я пишу. Бедный Пушкин умер в долгах, а сегодняшним нам, грешным, оказывается, худо-бедно можно прожить, просуществовать за счет литературного труда. У меня уже после болезни, после операции, вышло за четыре года шестнадцать книжек. Пишу сценарии, стихотворные пьесы. Поставил фильм "Сукины дети" – как раз приблизительно о том, что происходило в театре на Таганке. Снял и второй фильм, в Париже, а третий не успел – ударил инсульт.

– Я слышал, сказка "Про Федота-молодца" переведена на английский язык, это тоже, наверное, немного помогает материально. Несколько слов о вашей телевизионной передаче "Чтобы помнили".

– Этих передач набралось уже больше 70. Съемки проходят в разных местах – я ведь транспортабелен. Только что сделали передачу о Валерии Носике, на очереди – о Сергее Филиппове.

– Вы говорили, что лето проводите в санатории "Барвиха". Это санаторий для номенклатуры, а для людей простых пребывание там довольно дорого.

– Друзья помогают. Там, конечно, тоскливо, но спокойно: врачи рядом.

– Для вас это важно, да?

– Поскольку у меня одна почка, да и та – донорская, то присутствие врачей успокаивает, хотя случись что-нибудь, барвихинские врачи не помогут. И все же рядом с ними чувствую себя надежнее: как никак люди в белых халатах...

– Традиционный вопрос: что бы вы пожелали нашим соотечественникам в Америке в эти тревожные дни?

– Наши люди как бы более привычные ко всяким тряскам, им желать покоя даже глупо – они сами успокаивают местных. Но все равно им нужен покой, равновесие. Вот равновесия я им и пожелаю, потому что, если будет равновесие, будет и здоровье, будут деньги и все остальное.

Беседовал Владимир НУЗОВ (Нью-Джерси)