Александр Дов (Медведенко)

Памяти Любы Захарченко

Что-то все чаще в последнее время приходится писать некрологи. Надо, видимо, привыкать, но невозможно. Казалось бы совсем недавно – Димка Дихтер, и боль еще свежа, как будто это произошло только вчера, и вот опять. Не стало Любы Захарченко, Любки, остроумной, едкой, жизнерадостной, всеобщей любимицы... Я даже стал звонить в Москву, не веря и ища подтверждений. Пришлось поверить.

Все так : средь бела дня, сердечно-сосудистые дела, муж, выпив, заснул, а , проснувшись в 3 часа пополудни, обнаружил ее уже неживой. По крайней мере так рассказывают.

Наша последняя встреча с ней лет шесть назад была нехорошей. Любка не понравилась мне, она была непохожа на себя. Но я выброшу эту встречу из головы. Честное слово. Я буду вспоминать иное: 80-е, Барзовку, море, ее загорелое улыбающееся лицо, ее скоротечный, много обещавший, но прерванный роман, как будто сгоревший в Барзовском костре, и ее низкий, хрипловатый, ни на что не похожий голос, игриво выводящий в темноте:

Ночь, любовь да все такое...

Звезды застили глаза.

По болоту шло нас двое

За каким-то чертом за...

Я буду помнить нашу нежную и чистую дружбу. Я буду помнить Саратов 86-го года, 1-й Всесоюзный Фестиваль, где Любка участвовала в конкурсе, а я был членом Главного Жюри и так хотел, чтобы ее оценили по достоинству, заметили! И, когда она вышла на сцену, я, преодолев смущение, перегнулся через Вадика Егорова к Окуджаве, и попросил "обратить внимание на эту девушку". Господи, как же я был счастлив, когда после ее выступления Булат Шалвович протянул мне руку с поднятым вверх большим пальцем!

Ведь мы были еще совсем молодыми! Любке было всего двадцать пять. Но в песнях она была мудрой. Доброй, ироничной и мудрой. Ей так хотелось петь, так хотелось, чтобы ее сочинения были кому-то нужны, она радовалась безмерно, узнав, что я исполняю несколько ее песен, и всегда просила: "Пожалуйста, вот эту, или эту..."

...В раю пою, в аду пою,

В бреду и наяву пою,

Охрипну — станет тихо.

Стало тихо, Любка, ах как без тебя стало тихо! Но в этой же твоей песне есть и другие строчки, пусть даже слегка банальные, но в полной мере относящиеся к нам всем, оплакивающим тебя:

Мы умираем от утрат

И воскресаем вместе.

Когда уходит друг и брат,

спасают нас их песни.

Ты, как будто заранее все продумав, написала это для нас, Люба. Спасибо!

Нателла Болтянская

Памяти Любы Захарченко

21 января неожиданно ушла из жизни Любовь Захарченко. Стойкий оловянный солдатик обрывал крапиву , руки покрыты волдырями, а окружающим почему-то было непонятно, с кем и с чем она воюет, какую беду хочет отвести....С корнем рвал, она росла за спиной. С кровью рвал, да зеленела стеной.. Уж ни сына, ни меня не спасти, хоть от внука ту беду отвести Первая ее профессия – прокурор. Этим многое сказано. Хрестоматийный государственный обвинитель, во всяком случае, смородина звучит как обвинение... самой себе, своему поколению, той машине, деталью которой она являлась. Вы можете себе представить защитника закона в государстве, которое смело можно назвать беззаконным. А что такое тоталитаризм как не диктат режима – закону. Сад мой, дом мой, моя кровь, моя боль... При всем вышеизложенном Захарченко умудрялась сохранить в себе такую степень романтической дури, что иногда диву даешься... Не девчонка, голова которой забита белым плащом с кровавым подбоем, а человек, выживший и переживший. Впрочем, что интересно, в ней жили два лирических персонажа – один, тяжело и болезненно чувствующий несовершенство белого света в его социальных коллизиях, и другой – просто чувствующий – трещотка, хохотушка, не особо балованная жизнью, но умеющая смотреть на собственные проблемы с весьма ядовитым юморком Я вообще не понимаю, откуда у нее взялось трое детей – для того, чтобы приблизиться к этакой язве, мужчина должен быть не на шутку храбр. Иногда казалось, что она абсолютно самодостаточна, и неясно, с какого же убытка болит у нее душа, и отчего вдруг этой душе так необходим неясный пустячок. Железный Феликс на поверку был взбалмошным лириком с немереным количеством тараканов в голове, увенчанной алым бантом. Господи боже ты мой, как суетлива и тороплива наша жизнь, она жила в одной остановке метро, а я совершенно никогда не успевала купить ей пломбира. А она еще каждый раз начинала телефонный разговор словами – любимая, тебе опять некогда? На мое "да" Захарченко не обижалась, ну не на меня же в самом деле ей расходовать свой драгоценный творческий яд, ему найдется применение в другом месте. Все это было написано о ней несколько лет назад, и слушатели "Эха Москвы" продолжают просить "Черную Смородину" и "Мешали нам", и Любки вдруг в понедельник не стало....Как больно! Но где-то, на каком-то облаке ей все-таки будет хорошо. Любовь Захарченко. Светлая и долгая память

Михаил Сипер

Я познакомился и подружился с Любой Захарченко в 1986 году в Саратове на Первом Всесоюзном. Нас тогда сколотилась хорошая компания вновь познакомившихся – я с Васей Мешавкиным, Люба Захарченко, Женя Слабиков, Оля Качанова, Гена Перевалов, Витя Байрак и еще, еще, еще... Потом мы часто пересекались то на Грушинке, то в Барзовке, а в последнее время – в ЖЖ. Ее характерный ответ на мои посты:"Спасибо, Мишенька! Жаль, что ты так далеко. Очень вас не хватает..."

Помню, как на Груше я облетел пол-лагеря, пока нашел для Любы таблетки от внезапно навалившейся головной боли, как здорово мы сидели у нашего костра – Люба, Оля Качанова, Леша Иващенко и Петя Старцев, как Городницкий поил нас розовым спиртом с клюквой из громадного пластикового баллона, привезенного откуда-то с Севера, а Витя Забашта задаривал книгами, как я сходу сочинил малоприличную эпиграмму на Митяева, мы довольно ржали, а Иващенко ему ее пропел, после чего злой и обиженный Олег разыскивал меня с целью экзекуции. И сквозь все эти воспоминания просвечивает добрая и чуть грустная улыбка Любаши. Вот уже нет Перевалова. И нет тебя... "Черная смородина, где сажали красную..."

*Название не оригинальное. – ред. www.bards.ru.