...признается Олег Митяев в одной из песен. Но не только дождь "в светомузыке молний и грома" нашептывает этому удивительному автору мелодии и рифмы. Олег Митяев умеет слушать музыку жизни. Он улавливает ритм поэзии в ритмах современного города и шорохе летних трав. Его песни близки очень многим людям, они нашли дорогу к нашим сердцам и поселились там. И нисколько им не тесно. А нам с его песнями теплее. "Крепитесь люди, скоро лето..." – обнадеживает Олег, и ему хочется верить вне зависимости от времени года... Впервые я встретилась с Олегом Митяевым в 2001 году на Грушинском. Он проходил между рядами по склону Горы с гитарой за спиной. По Горе будто волна прокатилась, легкая, состоящая из шёпота: "Митяев, Митяев, Митяев..." — выдохнули тысячи людей одновременно.

У него баснословная популярность. Он выступает в самых престижных залах нашей страны и за рубежом, и всегда на его концертах аншлаг. Но успех не повлек за собой "звездную болезнь". Олег откликается на самые "демократичные" предложения. В майские окуджавские дни он пришел вместе с московскими бардами на Арбат и принял участие в уличном концерте, организованном городским Центром авторской песни. Олега Митяева волнует судьба российской авторской песни, и он стал инициатором новой программы на волнах радио "Шансон". "Давай с тобой поговорим" – так называется передача об авторской песне. Поэтому разговор с Олегом, состоявшийся в середине августа, я и начала с вопроса о его новом проекте:

И.А.: Олег, расскажите, пожалуйста, о вашей передаче, о ней такие уже слухи бродят, что это революция на "Шансоне"...

О.М.: Мне кажется, ничего нового в этой передаче нет, кроме встречи с талантами. Как говорят, "единственная новость – это талант". Не я придумал, все ток-шоу на этом основаны. Но я давно начал вести переговоры с руководством радиостанции. Мне кажется неправильным, что "Шансон" организовывает и проводит большие концерты на таких площадках, как "Олимпийский", или в Кремлевском дворце, а многие представители авторской песни отказываются от таких залов. И когда я пытался устроить подобный концерт, заявляли мне, что "это не наша площадка". Я считаю, что это неправильно. Я не берусь, конечно, воздействовать на неокрепшие души молодежи и ставить какие-то глобальные задачи, но когда есть возможность проводить большие концерты, то отказываться от них просто глупо. Мы договорились с руководством радио "Шансон" о новой передаче и, возможно, о проведении таких больших концертов. Мы можем называть их концертами авторской песни, но одним из организаторов будет радио "Шансон". Когда меня спрашивают, почему вы пошли на это радио, ведь это такой блатняк, такая запятнанная репутация... Но мне кажется, что в данном случае все поставлено с ног на голову. Мне непонятно, что делают на радио с таким замечательным и правильным названием бездарные хрипатые авторы, которые поют о зоне и параше. Как раз им там нечего делать. У них должна быть какая-то своя радиостанция, с другим названием, например, "Тюрьма и воля". А для меня русский шансон в лучших своих проявлениях — это Ирина Богушевская, Наталья Дудкина, Трофим, Розенбаум, Вертинский, Галич. Замечательные, талантливые авторы. Я думаю, что и французский шансон должен звучать на этой радиостанции.

И.А.: Короче говоря, вы решили очистить это слово, вернуть ему первоначальный, красивый смысл?

О.М.: Я не ставлю перед собой таких глобальных неподъемных задач. Просто я люблю шансон в его первозданном виде и поэтому не отказался вести такую передачу.

И.А.: Философ Кант говорил, что для него самое интересное – это звездное небо над головой и внутренний мир человека. А для вас что самое интересное в жизни?

О.М.: Уже многие люди до меня (и я с ними согласен) пришли к выводу, что ничего интереснее самой жизни быть не может.

И.А.: Да, еще говорят, если задумался о том, в чем смысл жизни, – обратись к психиатру. Смысл жизни – в ней самой... Олег, я вижу тут у вас столько интересных призов, вот, например, эти бронзовые руки – "аплодисменты навсегда" – приз "Овация"... А какой из них для вас самый дорогой?

О.М.: В 1979 году я второй раз приехал на Ильменьский фестиваль, приехал уже осознанно, участвовал в конкурсе, пел, правда, не свои песни. Но мне тогда не вручили медаль. Потом было много фестивалей, много медалей, но наши челябинские – самые красивые. Я тогда свои медали развешивал на стенке (по традиции Института физкультуры) и думал, сколько же их у Булата Окуджавы? Наверное, девать некуда. И вот совсем недавно Челябинский клуб авторской песни вручил мне медаль Ильменьского фестиваля за 1979 год. Они сказали: "Олег Григорьевич, мы тогда были не правы...". И эта медаль для меня самая ценная, потому что она самая желанная и долгожданная.

И.А.: Да, "награда нашла героя". Мы заговорили о КСП, о ваших самых первых фестивалях. Фестивали КСП – это всегда песни у костра, а какой для вас самый памятный костер?

О.М.: Каэспэшенских костров было так много, они так похожи своей атмосферой – песни, гитара по кругу... Но самый памятный и радостный – костер в пионерском лагере "Березка" Челябинского трубопрокатного завода. Я был в первом отряде – это было лето после первого класса, и этот костер в конце смены оставил самое потрясающее впечатление.

И.А.: А в детстве вы уже пели?

О.М.: Ну да, репертуар был детский, дворовый: "А в сущности только раз твой взгляд на меня склонился, был ужин в столовой у нас – твой чай на меня пролился..."

И.А.: Что для вас важнее – процесс творчества или его результат? Вот получилась песня, вы ее поете, вам уже аплодируют, а процесс создания уже позади. Не грустно?

О.М.: Результат не в аплодисментах. Кстати, Булат Шалвович мне так и написал: "Не обольщайтесь ни комплиментами, ни аплодисментами. Это все наносное...". Но я, видимо, в душе больше артист, чем Булат Шалвович. Он меня сподвигал на писательско-поэтическую стезю. Конечно, результат не в аплодисментах, а в том, чтобы тебе самому нравилось то, что ты сделал. Процесс писательства гораздо мучительнее... Ведь результат – это радость, хочется поделиться, показать друзьям. Но с годами понимаешь, что самое большое счастье – в самом процессе творчества. Сама изящная словесность предполагает мучительное, но сладкое перекладывание слов и слогов, из которого вдруг, по не зависящим от тебя причинам, получается что-то стоящее. Бывает это нечасто.

И.А.: Если говорить о поэзии, то как вы думаете, она нужна всему народу или только некой интеллектуальной элите?

О.М.: Я думаю, что поэзия касается всех. Поэзия – это самое высокое, что есть в наших душах. Но не все готовы воспринимать поэзию. Это как в музыке. Ведь кажется, что все любят музыку, но если ты изучил нотную грамоту и играешь на каком-то музыкальном инструменте, то у тебя палитра восприятия музыки гораздо шире и гораздо больше вещей ты можешь расслышать и понять. И в поэзии тоже. Есть деревенские матершинные частушки, которые своей ядреностью доставляют удовольствие даже без всякой подготовки. Но если идти глубже, то ты начинаешь чувствовать полутона, оттенки. И таких людей, которые по-настоящему чувствуют поэзию, конечно, немного. Это жаль. Хотелось бы, чтобы у всех людей было побольше свободного времени для соприкосновения с поэзией. В этом году я много ездил по деревням (мои корни в Курской губернии), был в гостях у Михаила Евдокимова в его родной деревне, в Сростках на Шукшинских чтениях. Много пересекался с сельскими жителями. Они работают с утра до вечера, просто, чтобы свести концы с концами, прокормить семью. Какое уж там свободное время. Какая уж там поэзия. Ну, есть телевизор. А уж почитать книжку или порассуждать о высоком – на это просто нет времени. И это неправильно. Надо, чтобы у всех людей была возможность наслаждаться высшими достиженьями культуры. Но получить наслаждение от поэзии гораздо сложней, чем просто махнуть стакан самогона и получить наслаждение прямым путем.

И.А.: Авторская песня – это поэтический жанр, в котором слово сопряжено с музыкой. Как вы считаете, песенная поэзия более доступна для народа, чем книжная? Не в этом ли высокая миссия авторской песни – нести поэзию народу?

О.М.: Мне кажется, что поэзия в чистом виде более концентрирована. Порой музыка обкрадывает поэзию, как ни странно. Да, она становится доступной для более широкого круга, но в то же время что-то в ней пропадает. Бывает, что прекрасные стихи невозможно положить на музыку без потерь. Именно поэтому многие поэты не хотят, чтобы их стихи превращались в песни. Они опасаются, что музыка будет отвлекать от сути стиха. Авторская песня – это не всегда высокая поэзия. Быть и композитором, и певцом, и поэтом – это далеко не у всех получается. Редко, когда все на высоком уровне, но, тем не менее, эмоциональное воздействие авторская песня оказывает очень сильное. Авторскую песню можно разделить на несколько сфер или слоев. Когда пишут красивую музыку на высокую поэзию. Надо обладать чувством гармонии и талантом, чтобы это соединить. Но сложная музыка и высокая поэзия не всем доступны, не велик круг их слушателей. Туристская песня предполагает незатейливый аккомпанемент, не такую сложную поэзию, побольше бытовизмов, юморные песни, такое Хармсовское направление. Есть философское направление, когда композиторы используют поэзию, например, Иосифа Бродского или еще более сложную. Это совсем узкий круг. В авторской песне тоже есть своя попса. То есть какие-то очень простенькие песни и даже дурацкие, но они цепляют, и люди их поют. И когда разделяют на попсу и авторскую песню, подразумевая, что вот это – низкое, а это – высокое искусство, то я думаю, что многим авторам далеко до Давида Тухманова, пишущего песни на стихи Анны Ахматовой и Бодлера.

И.А.: Существует ли, на ваш взгляд, противостояние рок-культуры и авторской песни? Или они где-то смыкаются, какими-то гранями?

О.М.: Знаете, я сейчас подумал о том, где смыкаются рок-культура и авторская песня. Они смыкаются в Высоцком. Он свой и для авторской песни, и для рокеров, несмотря на то, что он играл на обычной гитаре. Сам Высоцкий не считал себя ни рокером, ни бардом. Вот, быть может, на этой нейтральной полосе встречаются рок и авторская песня. Высоцкий – поэт прежде всего. Его экспрессивная поэзия и манера исполнения присущи року. А содержание песен глубокое, которое больше характерно для авторской песни. В лучших проявлениях рок-песен проявляется Высоцкий, и в лучших произведениях авторской песни Высоцкий просто звучит.

И.А.: Есть ли среди ваших знакомых женщины, которым бы вы ни за что руку не поцеловали, и мужчины, которым не подали бы руки? Существует ли для вас различие в моральных требованиях к мужчинам и женщинам?

О.М.: Моральные требования у меня общечеловеческие. Они не разделяются по полам. А насчет поцелуев... Как-то раз мы сидели в компании, где были Виктория Токарева и Игорь Губерман. Писательница говорила о том, что никак не может придумать концовку одному рассказу, где действие происходит в самолете. Там случается какая-то поломка, и самолет начинает падать. А в самолете были люди разных взглядов, и в рассказе говорилось, кто как себя вел в этой ситуации. Губерман предложил ей написать такую концовку, что самолет не упал, а стал искусственным спутником Земли. И люди вынуждены были жить вместе долгое время. А в самолете была только одна женщина – Алла Гербер. И антисемиту пришлось на ней жениться. Так что бывают такие обстоятельства, когда человек вынужден не только руку поцеловать... Хотя, если серьезно, есть люди, которым я не подаю руки. Довольно известные люди, но как-то у меня рука не поднимается.

И.А.: На концертах одного известного барда я замечала, что он некоторые записки не озвучивает, а так загадочно говорит в микрофон: "Я тоже..." Не знаю, что уж там в этих записках, но если вам напишут "Олег, я вас люблю...", что вы ответите?

О.М.: А там ведь нет знака вопроса, зачем на нее отвечать? Потом неизвестно, кто это написал. Если человек знает, кому он это говорит, то я даже предположить не могу, кто это. Поэтому я могу ничего не отвечать. Вообще, я люблю читать записки, бывают очень интересные.

И.А.: Вы часто выступаете в огромных залах. Что за чувство бывает у вас на таких площадках "наедине со всеми", обезличенно или все-таки удается увидеть чьи-то глаза?

О.М.: Да, конечно. Я специально говорю с осветителем, чтобы мне было видно какую-то часть зала. Иногда это бывает и во вред, когда прямо перед тобой сидит какой-то неприятный человек. Тогда влево-вправо отворачиваешься и ищешь заинтересованные глаза.

И.А.: Если бы вы были совершенно свободны в выборе, где бы вам хотелось построить свой дом?

О.М.: Мне очень нравится место, где я сейчас живу, пожалуй, ничего другого я бы не стал придумывать. Но если все данные о моих желаниях заложить в компьютер, то мне кажется, он бы выдал такую картинку: дом в безопасном месте – за Кремлевской стеной – в сосновом бору и на берегу чистого огромного озера.

И.А.: В этом году вы не были на Грушинском фестивале, с чем это связано?

О.М.: Я люблю бывать на Грушинском, каждый год туда приезжаю. А в этом году я не был не потому, что мне надоело и я некий демарш предпринял. Просто я записывал новый альбом в студии, не хотелось вырываться из этого состояния. Надо было закончить эту работу, время в студии жестко расписано (мы записываемся в студии Александра Кутикова). Следом за нами должна была писаться "Машина времени", и мы не могли нарушать график.

И.А.: Известно ли вам, что у Грушинского фестиваля сейчас есть проблемы с местом проведения и, возможно, ему придется уйти с Мастрюковских озер?

О.М.: Да, я в курсе этих проблем. Все мы – члены худсовета – готовы помогать, ходить по инстанциям и просить, и требовать, и убеждать. У меня есть идея сделать из этого места российское певческое поле. Оборудованное, с пространствами, чтобы ставить палатки, со стационарными корпусами, которые могут вне фестиваля функционировать, как какой-то пансионат. Сейчас на начальной стадии худсовет мог бы с этим помочь. Но я должен сказать главное: я абсолютно уверен, что бы ни произошло – уйдет с Мастрюковских озер Грушинский или не уйдет, но этот фестиваль будет проводиться всегда. Это настолько "намоленное место", это такая сильная традиция, что она не может бесследно кануть. Она может осовремениться, трансформироваться, но что-то главное, конечно, останется.

И.А.: Может быть, стоит обратиться в ЮНЕСКО за помощью, чтобы они включили фестиваль в список своих культурных программ? Или мы в России еще не исчерпали потенциал защиты этого уникального явления нашей песенной культуры?

О.М.: Я думаю, что это дело не для ЮНЕСКО. Это нужно решать здесь, в своей семье. Я не знаю, найдем ли мы здесь поддержку, но искать надо в России.

И.А.: Олег, что бы вы пожелали мальчику из рабочего поселка на Урале? Ему двенадцать лет, на стенке в его комнате фотография Олега Митяева, а в руках – гитара...

О.М.: Знаете, это такое дело, что и пожелать-то нечего. Если он будет продолжать сочинять и петь, то это хорошо. Если он бросит это дело, то это тоже хорошо. Значит, это не его. Вот, если взять, к примеру, любой творческий вуз – литературный или театральный. Предположим, можно туда поступить по блату. Можно даже закончить. Но никто не гарантирует, что будет дальше. Потому что, например, актерская пахота, когда ты должен постоянно свою нервную систему нагружать, ведь это не каждому под силу. И не каждому приносит радость такая жизнь... Как ни банально это звучит – надо искать себя. И если ты понимаешь, что ничего, кроме как писать стихи или играть на сцене, у тебя лучше не получается и ты без этого не можешь, надо, наверное, именно этим и заниматься.

И.А.: Если говорить о нашем журнале, нужно ли такое издание, где говорится о проблемах авторской песни, о пограничных жанрах, о песне в нашей жизни?

О.М.: Я желаю вашему журналу заинтересованных читателей. Разговор о песне в нашей жизни – с одной стороны, это общее, а с другой – это отражает суть. Мне интересней рассуждать о песне вообще, а не об авторской песне. Где эти рамки? В человеке все пересекается. Я с удовольствием слушаю "Песняров", Луи Армстронга и Александра Мирзаяна, Наташу Дудкину и Юрия Шевчука. Мне кажется, что это очень условные рамки. Я давно подбиваю наших мэтров собраться в Доме литераторов и устроить диспут "Что такое авторская песня?". У каждого есть свои критерии, можно спорить до хрипоты. Есть люди, которые будут спорить, отстаивать свою позицию. Апологеты жанра будут, наверное, противостоять, например, "Зимовью зверей" из Питера, которые очень "пограничные". Мы можем и не прийти ни к какому выводу, но этот разговор мне кажется очень важным, он должен состояться. Надо эту затею воплотить в жизнь.

Ирина АЛЕКСЕЕВА