Он никогда физкультурником не был, хотя спортивную форму поддерживал. Он даже слегка подшучивал над увлечением лечебной физкультурой. Он все делал по принципу: если не в полную силу и даже чуть больше и сильнее, то лучше никак.

Он был спортсмен по духу. Такие рождены для спорта больших достижений. Такие вообще рождены для больших достижений. Такие не любят, не хотят, не умеют и не понимают, что такое проигрывать.

Известен случай, когда Владимиру Семеновичу для участия в фильме про арапа Петра Первого понадобилось приобрести навыки и повадки фехтовальщика. Стать чемпионом мира вовсе не требовалось. Высоцкий договаривается с великим фехтовальщиком Давидом Тышлером. Потом он сам вспоминал, что какая-то подготовка у него была: координация, реакция, скорость и все такое. Но то, что делал Тышлер, не поддается описанию. Высоцкий не то что не успевал среагировать на движения руки или сабли, он просто не видел ни оружия, ни движений рукой. Пришлой ограничиться постановкой двух-трех позиций и движений, правда, в фильме это смотрелось более чем профессионально.

Не поэтому ли поэт никогда не напишет ни строчки о фехтовальщиках?

Первой его "спортивной" песней стала песня о канадских хоккейных профессионалах. По правде говоря, на тот момент настоящих профессионалов "живьем" он еще не видел. За Канаду играли два отставных ветерана, чья хоккейная песня была уже спета. Матч Высоцкий смотрел по телевизору. Но такова уж была высокая сила его поэзии, что главное-то он подметил сразу: как выплевываются на лед зубы, трещат борта, ломаются клюшки и конечности, как даже партнеры становятся соперниками, как хоккеист становится быком для корриды, какие бешеные деньги он получает за чью-то забаву. И, главное: они наперед знают, что слабó им против нас. Да, эту песню бы – да гимном сделать, он у придворных стихотворцев кишка тонка была так писать, а Высоцкий придворным быть не хотел...

Не будет ошибкой сказать, что в этой песне, как в море, отразилось все его творчество и вся манера работать.

Песня писалась в ночь после матча и к утру была готова. В ней есть торопливые рифмы, нередкие для раннего Высоцкого: "тыщи – деньжищи", "ногой — клюкой", "патрнером-матадрором". Но уже отчетливо видны следы вдумчивой работы над словом, которую умел делать только он: "хитер, пусть – корпус", "мертвый – партнер твой", "не оплошай, бык – шайбы", "пастор – пластырь – распластан"... Ритмика песни напоминает быструю хоккейную треххововку: защитник – разыгрывающий – снайпер.

Есть в ней и противопоставления, которые он умел делать лучше других: вы сражаетесь, как умеете, и поэтому плетете интриги, а мы сражаемся честно потому, что мы сильнее.

Есть в ней, наконец, то, что умел делать только он: общее настроение борьбы и победы, чести и достоинства.

В этом сюжетном рассказе нет того оттенка шутливости или даже насмешки, какая есть в других "спортивных" вещах: о прыгунах в длину или высоту, футболистах или боксерах, конькобежцах или шахматистах.

Особенно досталось партийным любимцам, шахматистам. На доске у них – не фигуры, а фишки. Друзья научили, как их сдавать. Для победы достаточно обнажить ненароком один бицепс. Бить нужно "справа в челюсть". В такой партии пресловутый чемпион посчитает за лучшее согласиться на ничью.

И опять противопоставления: "пешки" – "рюмашки", "дебют" – "дуплет", и сравнения: "старая индийская защита" – "индо-пакистанский инцидент".

Вообще, Высоцкий уважительно относился и к сотоварищам по цеху актерскому, и к представителям разных других профессий и никаких шалостей не себе позволял, но, видать, уж больно достала навязшая на зубах и застывшая в ушах настырная официозная пропаганда.