Когда началась война, мой отец, Гордин Василий Константинович, добровольно, в августе 1941г., записался в народное ополчение. Попрощался с нами, закинул котомку за спину и пошёл воевать. Неподготовленное, плохо вооружённое народное ополчение быстро сгорало в огне сражений. Очень скоро мама, Гордина Анна Михайловна, получила извещение о том, что отец пропал без вести. Пришла беда – отворяй ворота. Наш старый деревянный дом в Табачном проезде, на свою беду, соседствовал со складами табачной фабрики "Дукат". Склады эти, как и саму фабрику, каждую ночь ожесточённо бомбили немецкие бомбардировщики, и сгорел наш домишко в одночасье вместе с дукатским табачком.

Поскитавшись какое-то время по разным углам, в 1942г. нас временно поселили в пустовавшее общежитие ВПШ на Б.Грузинской улице, что около Зоопарка. Мальчик у наших соседей очень сильно заикался. Мне страшно нравилось, как это у него так получается и я стал подражать ему. Мама чуть ли не круглые сутки на работе, я предоставлен самому себе. Когда мама спохватилась, было уже поздно. Так я и прозаикался всю жизнь. Иногда мама пристраивала меня к кому-нибудь на житьё. Так эпизодически я оказывался в доме у Дарьи Кузьминичны Перовой, "Бабуси", как называла её родня. У неё была как бы квартирка в квартире – две смежные комнатки и своя кухонька в двухэтажном деревянном доме на Б.Грузинской ул. возле Тишинского рынка. Бабуся целыми днями стрекотала на "Зингере", зарабатывая себе на жизнь. Будучи глубоко верующим человеком, решила и меня приобщить к Богу, прежде всего, через Книгу книг. Когда она начинала читать о том, как Авраам родил Исаака, Исаак – Иакова, меня начинал душить хохот, за что Бабуся охаживала меня по голове старинной Библией в окованном кожаном переплёте. И вместо Бога вколотила в меня неискоренимый атеизм.

Школа

1 сентября 1943г. я пошёл в первый класс школы-семилетки №116, что соседствовала со старым Зоопарком. К этому времени стали возвращаться из тыла слушатели ВПШ дослушивать курс и нас из общежития попросили. Нам дали комнату в громадной коммунальной квартире в доме у Никитских ворот, неподалеку от Храма Вознесения Господня. Того дома уже нет. Его снесли к столетию вождя мирового пролетариата. Теперь на месте бывшего дома гранитный Пушкин в каменной беседке читает мраморной Наталье стихи, как шутят, посвящённые Анне Керн.

Ещё в детском саду я сдружился с мальчиком по фамилии Принц. Мы и жили неподалеку друг от друга. С этим Принцем играя, мы облазили всю округу. Знали все проходные дворы, сквозные подъезды, все закоулки и переулки. Однажды наткнулись на склад газетной бумаги, изучили, как говорится, все подходы и отходы. Когда я пошёл в школу, у мамы не было денег даже на тетради, не говоря о том, что я был практически разут и раздет. Вот тут-то склад и пригодился. Я ходил туда и воровал бумагу, а мама по ночам делала из неё тетради и линовала их в косую линейку. У меня долго хранилась одна такая тетрадь, но к сожалению, сгорела при пожаре в моём деревенском доме в 1999г.

Весной 1946г. я в очередной раз был отправлен на откорм к Бабусе. У неё на время остановился военный полковник, заставивший своими чемоданами всю бабусину квартирку. Учился я средне и полковник предложил заключить договор: получаю пятёрку он выдаёт мне 5р., четвёрку – 4р., трёшку – никому ничего, двойку – с меня 4р., кол – с меня 5р. Мы хлопнули по рукам и я взялся за дело. Вскоре полковнику договор показался слишком разорительным, и он расторг его в одностороннем порядке.

Опера

С переходом мамы на работу на завод №30, что около СЮПа, я стал ездить в пионерлагерь от завода. Хороший был лагерь, кормили по тем временам здорово.

В один из заездов, году в 1945-46, в лагере ставилась опера, написанная пионервожатым. Сюжет прост: пионеротряд, собирая в лесу грибы и ягоды , "не заметил потерю бойца". Пропала одна пионерочка. Бродила, бродила она по лесу и набрела на дом Кощея бессмертного. Тот, не будь дураком, пионерку приютил, обогрел, приласкал, успокоил. Но и отряд не дремал. Нашли-таки дом Кощея. Пионерку забрали, Кощею накостыляли и были таковы. Как самый тощий и горластый, я победил в вокальном конкурсе на роль Кощея. На репетициях, в сцене "пионерка в кощеевском дому, для угощения пионерки чаем, мне выдавалось большое количество простенького печенья, которое по окончания сцены рассовывалось по карманам. По ходу действия я должен был погладить пионерку по голове – вот это было самое трудное. Рука не повиновалась, голос срывался, слова арии забывались.

И вот премьера. Присутствовали гости от руководства завода и даже венгерская делегация. На стол поставили какое-то, совершенно потрясающее, никогда не виданное ранее, печенье, которым мы с пионеркой и занялись, забыв про свои арии. Под угрозой насилия и хохот в зале мы вспомнили о своих обязанностях. Опера имела большой успех. Меня бросился обнимать и целовать громадный венгр, пионерка досталась венгерской тёте. Лучше бы я тёте достался.

У тёти Вали

Летом 1944г. я жил у тёти на Оленьих прудах, в Сокольниках. У тёти Вали, Валентины Михайловны Сапрыгиной, было два сына. Старший успел навоеваться в кавалерии и был настолько изранен, что после госпиталя его признали непригодным к дальнейшей военной службе. Младший к тому времени до войны ещё не дорос. Однажды, когда тётя убирала постель, я случайно увидел лежащий под подушкой пистолет. Все страшно перепугались и попросили меня никому о нём не говорить. Впоследствии пистолет сыграл роковую роль в жизни этой семьи. Тётя Валя хорошо пела, аккомпанируя себе на гитаре, и знала массу всяких песен и романсов. Когда собирались гости, мне поручалась ответственная миссия — ходить в магазин за водкой, куда я и отправлялся с пол-литровой бутылкой и солдатской фляжкой. Водка наливалась из фляги 100-граммовой кружечкой на длинной, предлинной ручке, изогнутой, как ятаган. В эти походы я приглашал приятеля, своего ровесника. Однажды мы решили попробовать, что же это за жидкость такая – как выпьют, так поют и веселятся. Присели у ручья, пересекавшего наш путь и хлебнули "из горла",из фляжки, чтоб было незаметно. Понравилось. Следующий заход стал последним. На пути домой задержались у ручья, и как у А.Галича: "Приняли, добавили ещё раза...". Получился перебор. По возвращении мы были изобличены и сурово наказаны по всей строгости законов военного времени.

Житьё-бытьё

Весной 1944г. случилось чудо – пришло письмо от отца. Маленький треугольничек из листка школьной тетради, синий штамп: "Проверено военной цензурой", обратный адрес: г.Вильнюс. Отец писал, что вскоре по прибытии на фронт был ранен и попал в плен. Бежал в 1943г. и воевал в партизанском отряде. Как только появилась возможность, дал о себе знать. В последующих письмах сообщал, что оставлен в Вильнюсе на хозяйственной работе и предлагал переехать к нему. Мама было засобиралась, однако осенью того же года он погиб при невыясненных обстоятельствах. Много позже мы с будущей женой нашли место его захоронения – он покоится в братской могиле на Воинском кладбище г.Вильнюса.

В конце 1945г. из эвакуации вернулась семья гражданина К, проживавшая ранее в комнате, которую мы занимали. Немногим ранее вернулась из эвакуации моя старшая сводная сестра. Гражданин К. обратился в суд с иском о нашем выселении и Нарсуд Краснопресненского р-на г.Москвы весной 1946г. принимает решение: "... выселить гр-ку Гордину А.М. с занимаемой площади по адресу....со всеми членами семьи вне зависимости от предоставления\\\\ другой, пригодной для жилья, площади". Опять мы оказались на улице.

Соседи, потеснившись, выделили нам угол на кухне, куда мы поставили кровать и занавесили её занавеской. На этой кровати мы втроём в течении чуть более года спали, ели и с сестрой готовили уроки. Четвёртый класс я закончил с отличием. В конце концов нам дали в этой же квартире 7-ми метровую комнатёнку, более похожую на пенал. После кухни это были уже хоромы.

В школе, в седьмом классе однажды случился конфуз. На уроке русского языка меня вызвали к доске. Учительница попросила написать пример сложно то ли сочинённого, то ли подчинённого предложения. И я начертал на доске: "Я вернусь, когда раскинет ветви по-весеннему наш белый сад. И что-то вдруг случилось. Класс дружно заржал, больно потешным показалось ему это предложение, а учительница побледнела, что-то хотела сказать, но так с открытым ртом и выпученными глазами вылетела из класса. Вернулась она с директором, Михаилом Михайловичем Прижиялговским. Меня отправили домой с приказом привести родителей. В результате томик Есенина у меня конфисковали и я занялся "Витязем в тигровой шкуре".

И.Гордин