Навстречу 35-му Грушинскому фестивалю! Интервью с Петром Старцевым

Раз уж я заехал и на Мастрюковские озёра, то обойти вниманием человека, так лихо решившегося пойти на раскол и конфликт с коллегами по оргкомитету Грушинского фестиваля, с человеком, совершенно искреннее считающим, что именно "его" фестиваль – настоящий Грушинский, было бы, мягко говоря, странно. В разговоре принимал участие ещё один "самарский бард" и тоже один из организаторов Грушинского фестиваля на Мастрюковских озёрах Виктор Воронов. Спасибо Петру и Виктору, которые на излете фестиваля нашли время и проявили терпение, чтобы пообщаться с журналистом, не скрывавшим скепсиса по отношению к тому, что они считают авторской песней.

— Для начала общие моменты: посещаемость, количество правонарушений и т.д.

Старцев: Фестиваль посетило 35 тысяч человек, правонарушений почти не было. Мы перед фестивалем специально просили милицию построже относиться к праздношатающимся пьяным людям и компаниям, и нашу установку приняли всерьез. Людей, оскорбляющих вид окружающих, было мало.

Все прошло в штатном режиме. Эстрады начали работать со среды и работали дни и ночи. Наш девиз "Тишина. Гитара. Голос" соблюдался неукоснительно.

— Можно подробней, что под этим подразумевалось?

Старцев: Наша цель – возрождение Грушинского фестиваля как фестиваля авторской песни.

— Какой смысл вы вкладываете в это выражение?

Старцев: Авторская песня – это стихи, положенные на музыку. Я имею в виду настоящую поэзию. В последнее время фестиваль превращался в пиар-компанию бардов, ушедших в профессионалы – Галя Хомчик, "ГрАссмейстер", Витя Третьяков и так далее, которые ходили с эстрады на эстраду, и больше ничего не было слышно. На самом деле движение авторской песни изначально было таким, что люди где-то работают, в свободное от работы время пишут песни и приезжают сюда ими поделиться. И направленность на этих людей мы будем неуклонно соблюдать. Гости тоже могут выступать, но главным должно быть внимание к конкурсному концерту. Мы будем усиливать конкурсную часть, чтобы людей, которые приезжают сюда поделиться своими песнями, услышали. Потому что я занимаюсь этим тоже непрофессионально, хотя поем мы профессионально. Но мы не знаем нот, у нас другая работа, и репетируем и выступаем мы бесплатно. Никто не может нас упрекнуть, что мы берем деньги.

— То есть, по-вашему, человек не должен зарабатывать деньги своим творчеством?

Старцев: Нет, он может зарабатывать. И у нас присутствуют профессионалы – Виктор Луферов, Шухрат Хусаинов, другие. Но это очень малый процент людей. Даже такие люди как Сухарев, Мирзаян, Дудкина, Полоскин на этом не зарабатывают.

Воронов: Речь не идет о том, что они не получают гонораров и поют бесплатно – это не является основным источником заработка.

Старцев: Если, скажем, Олег Митяев, прежде всего, артист, заслуженный артист, то у нас он будет жить на тех же условиях, что и все прочие. Правила определены: "Тишина. Гитара. Голос". Как Визбор сказал: "Песня, которая поется глаза в глаза, она для этого и сочиняется". "Милая моя, солнышко лесное" нравится тысячам и миллионам людей – она как раз написана "глаза в глаза". Есть песня-продукт – Визбор, Окуджава и так далее, а есть песня-услуга – это попса. Фестиваль в последнее время стал напоминать продажу "песен-услуг", а мы хотим, чтобы были "песни-продукт".

Мне очень приятно было, когда вчера Слава Ковалев сказал самарским бардам: "Вы поете классику очень точно, и совершенно ничего туда не добавляя своего, не применяя никаких эпатажных приемов". То есть, честно, открыто, так и должно быть. Вот это – авторская песня. Мы же понимаем все, что такое авторская песня... Прежде всего, это хорошая поэзия. Если нет поэзии – это уже не авторская песня.

— Сразу хочу сказать, что придерживаюсь другой точки зрения...

Старцев: ...Ты придерживаешься другой точки зрения, Андрей Козловский или Андрюха Хорлин с Катей Болдыревой тоже придерживаются другой точки зрения. Говорят, что многого не хватает. Я говорю: "Ребята, вот единственная сцена, которая является исключением – всегда должно быть исключение – это сцена "Междуречье", бывшая "На пеньках". У них своя программа, они там играют спокойно, они молодцы и мы их не трогаем. Хорлин говорит: "Нет, надо, чтобы это было по всем эстрадам". Я говорю: "Андрюша, у нас правила есть, если не согласен – приезжай сюда в другое время на другой фестиваль. Вот фестиваль электронной музыки "ГЭС" скоро будет, например. Но здесь мы выстраиваем политику Грушинского фестиваля таким образом, чтобы следовать девизу "Тишина. Гитара. Голос".

— Правильно я понимаю, что "Тишина. Гитара. Голос" – это в идеале человек с гитарой на сцене и больше никаких дополнений к нему?

Старцев: Нет, просто акустика, ударные установки запрещены. Я, например, считаю Андрея Козловского хорошим бардом, потому что в его песнях рок-ролльных, не во всех, правда, но во многих есть прекрасная поэзия, от которой я балдею. Поэтому его любят и здесь, и там. Когда "ГрАссмейстер" пел песни Козловского, мне это нравилось, но когда они стали петь совершеннейшую ерунду, само собой, им сказали: "Все". Так что это их проблема, а не наша.

Воронов: То, что делается на 4-й эстраде творческим объединением "Азия+" – это изощренные музыкальные формы, изощренная поэзия. Это Деревягин, Цендровский, Завгородний, Луферов большей частью там играл. Это тоже вписывается в девиз "Тишина. Гитара. Голос", хотя это совсем другая авторская песня, чем та, к которой все привыкли. У меня впервые появилась, наконец, возможность сделать полноформатную сцену сообщества "Азия+" и "Второго канала", и мы всерьез планируем именно этот формат в следующем году поднимать на несколько порядков. Потому что все обещания оргкомитета выполнены, все оговоренное соблюдалось, чего раньше никогда не было.

— А к провокационным вопросам вы готовы?

Старцев: Давай.

— Как считают в оргкомитете фестиваля на Федоровских лугах, для противодействия им организаторами вашего фестиваля был задействован мощный административный ресурс. Например, самарские телеканалы едва ли не в одни голос называли "настоящим" только ваш фестиваль, говорилось, что он – единственный и так далее. Я и сам столкнулся с подобными странностями на станции "Жигулевское море", когда мне насильно пытались всучить билет не до станции "Пискалы", куда я хотел поехать, а до станции "Платформа им. Грушина". И не я один оказался в такой ситуации. Выглядело это очень некрасиво. Есть у вас объяснения? Почему у борцов за "чистоту жанра" такое странное взаимопонимание с властью? Ясно ведь, что каждую билетершу не подкупишь...

Воронов: Мы занимаемся творческой программой этого фестиваля. И в творческой программе нашего фестиваля никаких административных рычагов не применялось. Если бы Михаилу Кочеткову, например, ездившему играть и на Федоровские луга, кто-нибудь попробовал сказать, что не стоит туда ехать, я думаю, Кочетков просто дал бы в морду.

Старцев: Ты не понимаешь, о чем речь. Барды занимались творческой частью, а то, что ты рассказываешь...

Меня все соседи и сослуживцы спросили, правда ли, что нужно будет платить за спуск по лестнице, за проход через протоку, и возле каждой сцены будут отдельные билеты, правда ли, что за установку палатки и за количество людей в ней тоже будут браться деньги. Это мы распускали такие слухи?

Многие ездили отсюда на Федоровские луга, и не было ни одного человека, который сказал бы: "Они козлы!" Мы ведь сразу сказали, что признаем лауреатов того фестиваля и, если они захотят, могут выступить в филармонии на заключительном концерте нашего фестиваля. Ни одного плохого слова в адрес того фестиваля не было сказано. Если ты зайдешь на наш сайт, то сам убедишься в этом. Посмотри форумы, мы спокойно очень ко всему относились.

По поводу билетера... Я не знаю точно, но это, по-моему, перегибы дурацкие на местах. А по поводу телевидения я так скажу: Кейльман сам испортил отношения с журналистами в Самаре, причем, почти со всеми журналистами. Он всех их называет врагами и с ним уже разговаривать никто не желает. Он же хочет, чтобы все писали только то, что он думает. Я говорю наоборот: пишите, что хотите, обе стороны должны быть представлены. Я замечательно отношусь к дяде Боре, он очень много сделал, но за спинами "Самарских бардов" стоит Исай Львович Фишгойт, родоначальник фестиваля, и другие заслуженные люди. И у нас вообще очень доброжелательная обстановка: надо просто пережить раскол, все равно он когда-нибудь закончится, никуда от этого не деться.

— А зачем это нужно – "пережить раскол"? Ведь два фестиваля – это лучше, чем один, и пусть каждый выберет, что ему ближе.

Воронов: Мы не конкурируем с Федоровскими лугами, наше концепция, которая была выработана еще осенью, не изменилась после 20 апреля, когда было объявлено, что будет и фестиваль на Федоровских лугах. К этому времени у меня уже была процентов на 80 сверстана программа моей четвертой эстрады: изменения пошли только потому, что с нами вели активную борьбу и людей, которые к нам едут, обрабатывали... Я не хочу говорить поименно, но до последнего приходилось перекраивать состав выступающих. Но мы все равно не считаем предателями тех, кто поехал туда, в отличие от той стороны, где считают предателями поехавших к нам.

— Кстати, на Федоровских лугах еще не определились с тем, признавать ли ваших лауреатов. На итоговой пресс-конференции там высказывались разные мнения на этот счет.

Воронов: Вот именно! А какие могут быть мнения, если тут были Сухарев, Мирзаян, Полоскин, если тут был, можно сказать, весь род Визборов? О какой нелигитимности можно говорить, если здесь висел флаг 1-го Грушинского фестиваля? Они кого угодно могут не признавать...

— Можно назвать в ответ Шевчука, Иващенко и Васильева, Арбенина, многих других. Разве это менее значимые имена?

Старцев: В другом мире, не в мире авторской песни. Иващенко и Васильева я не буду обсуждать в данном контексте. Но если брать, допустим, Сухарева, Мирзаяна, Долину, и брать Иващенко и Васильева – это неравные весовые категории, очень неравные.

Воронов: Кстати, на моей эстраде пел Николай Грахов – учитель Шевчука.

— По мне, так стихи Арбенина поинтересней стихов Долиной... Не говоря уж о песнях.

Старцев: Мы не спорим о вкусах, мы не спорим о предпочтениях и выборе. У них один выбор – у нас другой. Мы просто делаем свое дело. А если с нами кто-то борется и конкурирует – это их дело.

— Хорошо, еще один провокационный вопрос. Чем объяснить, что исполнители, приехавшие на ваш фестиваль, уезжали играть и на Федоровские луга, а обратного движения вроде бы не было?

Воронов: Наверное, это вопрос к тому фестиваля. Мы своих выступающих даже просили: если вас позвали играть на тот фестиваль – езжайте. Меня некоторые спрашивали: "Ничего, если я съезжу выступить туда?" Я отвечал: "У тебя будет возможность – и остаться там, и вернуться сюда". Это наша позиция. Даже если мы оплатили человеку дорогу, то не ставили условия, чтобы он работал только у нас. Если у него есть свободное время – он может потратить его на поездку на Федоровские луга. Почему оттуда люди не могли поехать – не могу сказать. Может, не хотели, может, было технически сложно – это не наше дело. Мы никаких препон не ставили, все было проницаемо.

Старцев: В последнее время на сайте Грушинского клуба пиарили проект Георгия Васильева "Виртуальный костер", не имеющий отношения к авторской песне. Хороший проект, хотя "Старые песни о главном" были лучше. Там был Шевчук... Здесь было другое. Мы обещали, что в год русского языка состоится возвращение поэзии и слова на поляну Грушинского фестиваля.

Воронов: На Горе впервые за много лет звучали стихи, и Гора слушала, затаив дыхание. Такого не было или почти не было много лет. "Ударных" песен не было вообще...

Старцев: ...Андрюха Козловский спел "Гори, Гора".

Воронов: А Якимов вышел и а капелла спел сложнейший текст Леонида Губанова, который не в каждом зале можно спеть – Гора его с удовольствием выслушала. Чикина с Вотинцевой пели а капелла народную песню 17-го века глубоко во второй половине концерта. Гора их выслушала безупречно. Луферов с Мирзаяном сыграли такие сложные вещи, что если бы раньше сказать, что такое будет на Горе во второй половине концерта – оплевали бы. Сказали бы: "Их прогонят, зачем так подставлять людей?" Люди слушали и когда срубился свет – была абсолютная тишина и доброжелательность, ни одного вопля "позор" или еще что-то. В трех местах начали петь разные песни.

Старцев: Я балдею, слушай! Погас свет... Слава богу, я пригнал запасной дизель на всякий случай, но время какое-то прошло в темноте. И вдруг вся Гора в разных местах начинает петь песни: "Как здорово...", еще что-то. И Гора сидит, веселится. Минут десять или пятнадцать это продолжалось, пока свет не врубили.

Воронов: Катя Болдырева – а на ней рубанулся свет – когда сошла со сцены, говорит: "Я теперь могу хвастаться, что дольше всех бардов простояла на Гитаре.

— Концептуальные различия между вашими фестивалями, на мой взгляд, очевидны. Вы в начале разговора дословно повторили точку зрения Окуджавы о том, что авторская песня – это поющиеся стихи. Я, например, придерживаюсь, другого мнения. Песня – жанр синкретический, живущий по главному закону синергетики – общее больше суммы составляющих его частей...

Старцев: ...Есть определенные понятия духовности. Последнее время духовность начала на фестивале падать. Понятно, что счастье большим куском не бывает. Но теперь духовность начинает потихоньку наполнять нашу поляну и это наша главная задача. Понятно, что на этой поляне никогда не будет, даже в других концертах, Киркорова и попсы, потому что это – не духовность. А другие вещи будут, в том числе и всеформатные – и джазовые, и хоровые, и роковые, пусть будут. Но я думаю, что в первую очередь эта поляна должна быть духовно наполнена. А то, к чему в последнее время шел Грушинский клуб – это полная размытость фестиваля, барды начали просто уходить отсюда, говоря, что они здесь не нужны. И это говорили все практически: "Мы здесь не нужны, нас здесь не ждут". На самом деле – не просто так же все произошло.

— А как происходило финансирование вашего фестиваля? Насколько я понял из услышанного от ваших оппонентов, – в том числе и через самарский областной департамент туризма?

Старцев: Ни одной копейки от областной администрации мы не получили, теперь уже можно об этом сказать.

— Кейльман озвучил сумму в 2 миллиона рублей, которые были затрачены на тот фестиваль, и называлась сумма, если не ошибаюсь, в 19 миллионов, которые пошли на ваш.

Старцев: Давай разделять. Первое – покупатель земли вкладывает свои деньги в инфраструктуру. Я эту сумму не знаю. Творческая программа фестиваля стоила около пяти миллионов, считая работу всех служб и приглашение гостей. Даже чуть меньше, потому что финансирование шло крайне тяжело. У нас за сутки до Горы был дефицит около миллиона рублей. Сейчас это вроде как закрылось. Не надо думать, что нам было легко.

Воронов: 19 миллионов – может быть, и верная сумма, но она неверно подана. Деньги вкладываются в проект "Фестивальный парк", который будет работать круглый год. Грушинский фестиваль будет пользоваться инфраструктурой проекта, который включает в себя и рок-фестиваль "Движение", и хоровой фестиваль, всего около шести фестивалей только на этот год запланировано, а на будущий год еще больше. Это деньги, выделенные в инфраструктуру, туда может и 40 миллионов быть вложено, и 100, но это не в Грушинский фестиваль вкладывается, а в большой глобальный проект "Фестивальный парк", одной из составляющих которого и является Грушинский фестиваль. Весь смысл проекта в том и состоит – развести по времени разножанровые потоки, чтобы публика, которая едет слушать серьезную бардовскую песню, знала, что ей не будут мешать, а рокеры знали, что им не будут барды мешать. Я курирую одну из рок-федераций...

— Как это?

Воронов: Я работаю в институте, где студенты создали рок-федерацию, и я им помогаю, я отвечаю за ее работу, помогаю делать рок-фестивали, это и моих рук дело. Я и сам могу на рок-фестивалях выступать, имею такой опыт. Но я к чему... Ребятишки-то ездили на Грушинский и это была стандартная фраза: "Все хорошо, но если бы не эти барды..." Зачем это смешивать? У них будет теперь "чистый" рок-фестиваль.

— Кстати, раньше лидерами по исполняемости у костров были песни Шевчука, БГ, Макаревича, Кинчева, Чижа, Григоряна и других рок-музыкантов. А Визбор, не говоря уж про Митяева и прочих, находился далеко во втором десятке – я специально считал. Сейчас у вас та же картина?

Воронов: Нет, это очень сильно изменилось. У костров звучало на порядок меньше рока, гораздо меньше блатной лирики и советских песен.

— Для меня новость, что у костров когда-либо звучала блатная лирика.

Воронов: Наверное, вы плохо ходили. Не буду показывать пальцем, но есть традиционные площадки, где услышишь блатную лирику. У меня в голове звучала она круглые сутки.

— К сожалению, это самый настоящий современный русский фольклор.

Воронов: Если возникнет надобность в фестивале шансона, может быть, и он здесь возникнет, но в другое время, отдельно от Грушинского фестиваля. И у людей будет выбор. Зачем рваться рокерам сюда? И мои ребята-рокеры тоже несколько человек приехали сюда уже специально – им интересно было слушать именно бардов, посмотреть, что же это за другая культура, они ходили по сценам за Луферовым и за Мирзаяном. А когда здесь Шевчук или "Зимовье зверей" – понятно, что им некогда тратить свое драгоценное время на Луферова или Мирзояна. А здесь они знали, на что шли, поэтому их не раздражали барды, они специально приехали их послушать.

Старцев: Мы, "Самарские барды", много получили по мозгам за этот год, но у нас кредо такое – не отвечать ни на какие оскорбления и выкрики, а спокойно делать свое дело. Например, если в интернете человек начинает говорить достаточно жестко – я просто перестаю общаться с ним.

Воронов: Можно я уточню, что такое "Самарские барды"? Есть квартет "Самарские барды" – это одно. А вот как объединение "Самарские барды" – я бы сказал, что это конфедерация, мы не соподчинены, мы просто делаем каждый свое дело. У нас не вертикальная структура, а горизонтальная.

Старцев: Мне сказали, что выбрали такой худсовет, который меня в клочки порвет. А я говорю: "Вот и хорошо! Зато мне по башке дадут, если надо". Умный человек один сказал: "Окружай себя людьми, которые с тобой спорят". А в прошлые годы на фестивале произошла очень простая штука: забыли заповедь "Не сотвори себе кумира". Я это не в обиду Борису Рафаиловичу говорю, у меня к нему отношение не изменилось – есть и уважение, и благодарность за то, что он сделал. Но в данном случае произошло то, что произошло. Одна личность, пусть и достаточно харизматическая, породила мощный раскол. А мы никому ничего не доказывали – просто делали на этом фестивале то, что мы любим делать, причем совершенно бесплатно, мы практически ничего не получили. Сейчас там говорят, что мы всех бардов перекупили. Хочешь, я тебе расскажу про Галю Хомчик?

— Расскажите.

Старцев: Галя Хомчик готова была сюда поехать, но при одном условии: если здесь не будет замечательной исполнительницы Лидии Чебоксаровой. Худсовет сказал: мы приглашаем и тебя, и Лиду, а ваши разборки – это ваши разборки. После этого Галя Хомчик начала говорить такую ахинею, какую я от нее не ожидал. И про то, что мы перекупаем бардов, и еще что-то. На самом деле всего лишь предлагались небольшие деньги за работу в жюри.

— Сейчас идет, насколько я понимаю, судебная тяжба за название, за бренд. И непонятно, чем это все кончится...

Старцев: ... Брэнд уже остался за нами. Грушинский клуб может говорить все, что угодно, хоть "Городесский и партнеры" привлекать, хоть лучших адвокатов мира. Имени Валерия Грушина без разрешения родственников использовать нельзя – это самое главное. Пускай они хоть что сделают, но они отношения с родственниками здесь в Самаре так испортили, что им этого не видать как своих ушей.

— А если все-таки предположить, что брэнд у вас отнимут и предложат изменить название – вы продолжите свою деятельность?

Воронов: Давайте решать проблемы по мере их возникновения.

Старцев: Еще раз говорю: имя Валерия Грушина имеют право давать только родственники.

Июнь, 2007