"Ну что, ответь, мой друг-философ..." — строчка из "Тяжёлого блюза в августе" истинного барда Александра Мирзаяна. Он приезжал к нам в конце ноября на XXVIII Таймырский фестиваль авторской песни вместе с другими участниками известного проекта "Песни нашего века".

Лишь музыка не держит, что нашла,

Но ей одной дано касаться двери,

К которой так торопится душа,

Где каждому откроется по вере.

Честно сказать, хоровое пение замечательных авторов и исполнителей меня особенно не вдохновило. И Мищуки, и Тарасов, и Богданов, и, конечно же, Фролова — хороши сами по себе. А Мирзаяна я просто боготворю с тех пор, как давным–давно перехватило горло, когда он спел в Норильске свои композиции по стихам Иосифа Бродского, Виктора Сосноры, да и сам он автор фантастический. До сих пор многие поражаются: как человек без музыкального образования так гармонично владеет гитарой, голосом, интонацией. Инженер–физик по образованию, он сейчас занимается осмыслением феномена авторской песни. В народе его скорее знают как позитивного телеведущего утреннего эфира. На фестивале он явно пользовался повышенным вниманием. Но, уверена, особо повезло тем, кто оказался среди немногочисленных слушателей его дневного сольного отделения, для кого он спел встряхнувшие душу заветные "Письма римскому другу", "Рождество", "Песня исхода"...

И Александр Завенович переживал, что в насыщенную программу трёхдневного фестиваля не вписать лекцию о том, что более всего занимает его последние годы. В интервью для читателей "Заполярки" мы постарались хоть немного заполнить этот пробел. Мы не первый год знакомы, поэтому общаться на "ты" было вполне естественно.

Ну что, ответь, мой друг-философ...

– Саша, когда хор солистов допевал на сцене бардовские хиты, я как старожилка разглядывала лица людей в переполненном зале. И поняла, что очень многие пришли на фестиваль впервые...

– Что и требовалось доказать. Этот просветительский проект пробивает любую аудиторию. Ни один человек в единственном числе не способен произвести ни такой продукт, ни донести его в должном виде до людей, которые слабо знакомы с тем, что происходило и происходит в мире авторской песни. Классика жанра, скажем так, преподаётся в таком исполнении. Главное, что многие из тех, кто пришли, знают, что это не просто хористы стоят... Это, как Лёня Сергеев говорил, — у нас не хор хористов, а хор солистов. Совершенно уникальное явление, другая энергетика, другая подача. Это действительно особая вещь.

– Недавно проекту "Песни нашего века" исполнилось 10 лет. Ты в нём с самого начала?

– Нет, я пришёл через два года, тогда ещё призвали Лёню Сергеева и Вадика Егорова, который резко отказался. У Лёни потом начался свой телевизионный проект, потом ушла Лидочка Чебоксарова, но присоединилась Лена Фролова — наше великое приобретение, она чудо и автор удивительный.

– Раз уж телевидение помянули, народ просил узнать: почему Мирзаян не своей родной физикой занимается, а утренние программы в ящике ведёт?

– Эта работа даёт мне возможность заниматься своими философскими изысками. Надеюсь, что в ближайшие год–два смогу посетить славный город Норильск. Для меня это особое место, зона (я не в том смысле...), где есть особенные люди, пространство, своя ментальность. И думаю, что здесь должны будут оценить мою работу, которой я уже 15 лет занимаюсь, — "Русская поэзия как русская цивилизация и как русская национальная идея". Это фантастическая, не про себя сейчас говорю, тема, потому что я там не придумал ни одного слова, никакой отсебятины туда не привношу. Когда заявляют: "Автор национальной идеи", — я говорю, что придумать национальную идею нельзя, её можно только разглядеть. Она есть, существует. И русский человек — это вселенский человек, так Достоевский говорил. И русского человека никакая другая идея, кроме вселенской, не устроит. Мы не можем быть отдельными. Русская идея — это вселенская идея, к которой мы должны весь мир притянуть. Но это не насильственный акт. Это мир естественно, через нас её должен разглядеть.

– Интересно, хотя бы фрагменты этого труда публиковались?

– Тема эта не рвётся на части. Это — как песня, она излагается только целиком. А то, что в Интернете есть, — страшно читать. И это появляется независимо от меня — я на это добро никому никогда не давал. Прямую речь со всеми повторами переводить на письменный язык — это ужасно. Одно дело — читать лекцию, когда человек следит за эмоциями, что–то и на руках показывает... Вот простой пример: я говорю о русском синтезе, который произошёл, говорю о всех народах, о пассионариях, которые приходили на Русскую землю и поднимали именно русское начало. И славяне пришли, смешались с угрофинами, со всеми теми, кто на этой территории тогда обитал. Пришли варяги, своё привнесли. Греки — православие, письменность. И опять новый синтез. И татары, немцы, французы, поляки, евреи... И каждый народ, привнося своё, поднимал РУССКОЕ, именно русское. Высоцкий — не еврейский певец, естественно, и Окуджава — не грузино–армянский певец, а исключительно русское явление. И Патриарх всея Руси Алексий II, когда вручал награду Елене Камбуровой за вклад в духовное воспитание нации, особо поблагодарил певицу за исполнение песен Окуджавы, ибо, по словам первоиерарха, Булат Шалвович — один из апостолов любви нашего Отечества.

– В интервью мне всё же придётся передать живую речь, так что не обессудь... А на лекциях ты пользуешься какими–то, скажем так, наглядными пособиями?

– У меня огромная доска, свёрнутая в трубочку, два на пять метров, и там прописаны и этимология, и история, и что излагал по этому поводу весь мир — греки, индусы, латиняне, славяне, скандинавы... Все говорят об одном — песня всегда лежит в основании общества.

– А оппоненты находятся?

– Пока боёв не было, хотя меня обвиняли и в национализме, и в великодержавном шовинизме, чего я только не услышал. У меня армянские корни, но я русский, естественно. Родился в Баку, и в 8 месяцев меня перевезли в Москву, когда отец вернулся с фронта. Он был замначальника 3–го ракетного управления, и они долго в Германии с королёвской группой разбирались с "фау", брауновскими ракетами... В столице я стал таганским мальчиком, что называется, — "Таганка, все ночи, полные огня...". И когда я говорю о великом русском синтезе, который произошёл, и о славянофилах, практически я излагаю библейские и славянофильские идеи. Как раз славянофилы говорили, что мы — народ многокровный, даже многорасовый, как нация растём из слова. И вспомним Достоевского: русским нельзя родиться, русским можно только стать. И русский — это знак качества. А не превосходства, как мне пытаются навязать. А по Гегелю — синтез есть высшая фаза развития на земле...

– И лучшая авторская песня — как доказательство вышесказанного?

– А она — единственное доказательство. В мире нет больше такой поэтической песни, об этом говорят и многие западные искусствоведы и фольклористы. Я беседовал с одной француженкой, она говорила: "У нас есть, конечно, авторская песня, и Брасанс, и Брель, но такого тематического разнообразия, такой поэзии у нас нет в авторской песне, у нас просто никто не будет слушать песни такого уровня"...

– Думаю, мы ещё сами не осознали, каким богатством владеем. Каждый раз у нас на фестивале или слушая любимые записи Галича, Окуджавы, Визбора, Высоцкого, Суханова, Луферова — об этом думаю.

– Да, в 12 веке до новой эры Шу–цзин написал: "Властвуют император и певец". А наш Василий Осипович Ключевский повторил эту фразу по–другому: "Россию построили Пётр и Пушкин!". Иногда я показываю, что песня стоит в базовом фундаменте всех наций, на всех основных языках мира "певец" и "отец" оказались одним и тем же словом. "Ватан" древне–латинский, который стал богом у немцев, "водя" у шведов, "атаман" у русских — начальник, отец, как и индийский "атман"... Весь мир говорит об одном принципе — от жреца–певца род исходит. И когда мы понимаем, что певец — отец, становится понятным, почему Пушкин — это наше всё.

– А мы, наверное, даже без особых знаний, своим нутром, всей кровью это чувствуем...

– Но когда это проговариваешь, человек начинает понимать. Одна моя близкая подруга, киевлянка Ольга Тычина (внучка знаменитого украинского поэта Павла Тычины), получила паспорт. Понятно, собрали гостей, пришли письменники, чтобы приветствовать славную дочь Украины. И когда её мама открыла паспорт, то так и замерла: там было написано "русская". На вопрос "А шо русская?" девочка ответила: "Русская, потому что Пушкин". И всё. Она выявила то, о чём я говорил, в одной фразе. И Гоголь, и потом Достоевский говорили, что, не пройдя через Пушкина, не напитавшись Пушкиным, нельзя быть в Отечестве. И Толстой писал о том, что главный гражданин и патриот нашего Отечества — это язык, и вне любви к нашему русскому языку не может быть любви к Отечеству. Поэтому мы — СЛОВяне, о чём и славянофил Хомяков писал: мы не кровники, а мы СЛОВники.

– Похоже, ты всё наверчиваешь свою работу "как чистый бриллиант", и, наверное, так может быть бесконечно...

– Это — как ремонт: закончить нельзя, но прекратить можно (смеётся). Я сейчас хочу начитать лекции, потом снять видеофильм. Возможно, ближе к следующей осени появится видеолекция. И я бы с удовольствием приехал в Норильск не с концертом, а именно с лекцией. Хотелось бы сначала с интеллигенцией, студентами, старшими школьниками встретиться. У меня был опыт общения с молодыми людьми в Подмосковье, на Фестивале школьников и молодёжи. Я там был в жюри и решил прочитать лекцию. Думал, что разбегутся, а ребята потом подошли и сказали: если бы мы это раньше услышали, то по–другому бы учились...

– Интересно, и педагоги бы по–другому учили?

– Подозреваю, что Слово в наших школах преподаётся ужасно. Но есть энтузиасты, которые вполне достойно это делают. Но, думаю, что для учителей словесности, филологов то, что я делаю, — в какой–то степени манна небесная. Я же не о себе вещаю. А рассказываю о том, о чём говорит мир. Я это просто собрал в единое, систематизировал, открыл какие–то вещи, но не собственные, а то, что есть в мире, начиная с исторических корневых вещей — "и песня как закон у всех народов мира"... Понимаешь, мне как физику легче было с этим разбираться, я увидел матричные принципы организации поэтического текста, поэтому через это я показываю, почему нейробиология мозга так организована. А исследований о том, что поэзия — системный язык мозга, сейчас море. Первая совместная работа появилась у Тёрнера (директор Биологического Техасского университета) и Поппеля (это Медико–биологический центр в Мюнхене), на которую все сейчас ссылаются. И о моей работе за рубежом кое–кто знает, и Поппелю о ней уже говорили...

– Очень ценю твои вещи на стихи Иосифа Бродского. Спасибо, что снова исполнил их у нас. Но пишешь ли ты песни сегодня?

– У меня просто на это не хватает времени. Есть проект, телевидение и моя философская работа.

– Тебя давненько не было в Норильске. Поделись впечатлениями от новой встречи.

– Если коротко, то я был рад увидеть всех ветеранов фестиваля. Но мне показалось, что довольно большое количество людей уехало — у меня хорошая зрительная память... А судя по конкурсному концерту, есть интересные ребята, и есть с кем работать. Понравился Александр Семченков. У него тексты в некоторых местах сделаны просто виртуозно. В них есть достоверность, глубина переживания. А в таких текстах часто бывают либо юношеские понты, либо гражданские. А у него — всё правда, всё по–взрослому. Я ему верю.

– Увы, так и не случилось на фестивале мастер–класса, но я видела, что некоторые ребята подходили за советом.

– Подросло поколение, которое меня практически не знает. И они, когда услышали мою гитару, потом говорили, что им это ничего не напоминает, это был для них настоящий удар. А на мастер–класс просто не было времени. Но я существо общественное, болельщик жанра, и для меня это нужно и важно — передавать дальше. Если удастся в Норильске организовать лекцию, то и мастер–класс можно будет провести...

– Твои поклонницы уже выяснили: ты женат и у тебя три сына. А тебе, физику и лирику, что им удалось передать?

— Старшие — явно выраженные математики, младший ещё маловат.

– Думаю, одна из лучших твоих песен — на стихи Иосифа Бродского "В Рождество все немного волхвы...".

– Мне кажется, это удачная вещь. Однажды замечательный автор и хороший человек Коля Старченков из Тюмени был у меня на лекции. И потом сказал: "Слушай, да это же доказательство бытия Божия". Я ему ответил: "Родной, доказать нельзя, но показать можно". В Писании сказано: "Жизнь и смерть во власти языка, и любящий его вкушает от плодов его и наполнит чрево своё тем, что будет исходить из уст своих. Произведением уст своих насыщается человек". И вот, возможности языка — это возможности не только цивилизации, но и эволюции человека. Если ребёнок не в слове, он остаётся Маугли. Я много работал со словарями и нашёл такое слово: "джива", "джихва". И одна девушка–культуролог из Израиля объяснила мне, что так в словаре по латыни пишется, но это "яхве" и переводится с санскрита как "жизнь" и "язык", это одно слово — "древо жизни, древо языка". И ещё о поэзии...

Орфизм — идёт от Света, "орто" — это правило, и Орфей — проводник правил. Оказывается, до IV века Орфей в катакомбной церкви был символом христианства, символом Христа. И когда про поэзию говорят великие люди, как Мандельштам, — "поэзия всегда была христианкой". А Розанов, который переводил с 12 языков, исследовал поэзию многих стран, говорил, что "даже языческая поэзия несёт на себе яркий отпечаток христианских идей". И ещё я нашёл у Серафима Саровского, что "Господь в щедрости своей давал откровения и язычникам". И самое поразительное я встретил у поэта Михаила Красикова: "У поэзии всегда одна новость — Христос воскрес!".

– В любую пору радостно ответить: "Воистину воскрес!". Спасибо, Александр Завенович, за радость общения. И будем ждать новой встречи в Норильске.

Беседовала Ирина ДАНИЛЕНКО

Фото Владимира МАКУШКИНА