(муза Булата Окуджавы)

Французы говорят так: художники похожи на деревья. поэты – на птиц. Есть нечто во внутреннем существе поэта, придающее крылатость его чертам. Вглядитесь в фотографии Мандельштама, Бродского, Ахмадулиной, Окуджавы... Разве не щегол, не ястреб, не соловей, не беркут?.. Лучший портрет Окуджавы нарисовал Вознесенский:

...Костлявый как бурлак,

Он молод был и хищен...

...............................

Среди ночных фигур

Он губы морщит едко,

К ним как бикфордов шнур

Крадется сигаретка...

И видится не залетный гость среди московской компании – мерещится сутулая крылатая тень на скале, одинокая и заоблачная.

Сам Булат Окуджава рядил своего лирического героя более непритязательно: московский муравей, кузнечик, сверчок, неопытный тонкошеий солдатик на дрожащих ножках. (Помните? – "Будь здоров, школяр?") Это естественно: романтическая поза -невыносима, автор рискует превратиться в самовлюбленного павлина. Бальмонт – это уже смешно. Поэтому поэт, будучи больше человека, изображает себя – меньше, чтобы приноровиться к земному масштабу.

Восемьдесят четвертый год, ДК "Горбунова", юбилейный концерт. Поэт читает, поет, отвечает на записки – все как водится. Между залом и сценой – братание: "Возьмемся за руки. друзья?" Но явственно помню свое чувство: он – не отсюда. Невозможно представить, чтобы такой мог учиться в советской школе, скорее уж – в Царскосельском лицее. Или – участвовал во второй отечественной войне, наверняка – в первой, в Бородинском сражении. В ПОЭТЕ Булате Окуджаве не было ни крупицы советского – ничего от духа коммуналок, очередей, страха и жлобства. Офицерская выправка стиха, но не как у Гумилева, а с московской нашей вальяжностью, скорее на привале, чем в строю. Часовые – любви, март – великодушный, суббота – божественная. Окуджава буквально из ничего воскресил аристократизм поэтического поведения, пушкинский дух. Есть ценности дороже жизни:

Совесть благородство и достоинство –

вот оно, святое наше воинство...

Да откуда бы взяться такому воинству при советском воспитании? Только – из книг, из мемуаров, от "последних обломков империи", и – из души...

...Может, и не станешь победителем,

но зато умрешь как человек,

Вот отчего неистребимый привкус обреченности, так сказать – "белогвардейскости" в песнях Булата Окуджавы. Дубина народного гнева – всегда весомей шпаги, булыжник пролетариата – дуэльного пистолета, кулак – крыла...

Между прочим, весь свой советский опыт Окуджава все-таки опосредовал – поместил в автобиографическую прозу. "Будь здоров, школяр?" и "Упраздненный театр". Там ему, советскому опыту, и место – в ПРОЗЕ. Окуджава как прозаик за возвышенность свою, как поэта, полностью отыгрался на своем лирическом герое – робком, .нелепом и очень советском. Если автор и жалеет его, то издалека, не вмешиваясь в земную катавасию. Наверное, ангелы так жалеют нас. не в силах помочь и спасти...

Ну вот, слово сказано. Конечно же, не "птичье" прорастает в человеческих чертах поэта – но "ангельское". И ангел – муза Окуджавы – или как ни назови – светлейший среди братьев-сестер – ангел утешения, печали и милосердия.

Если по чему и тоскует современное сознание, то – по осмысленности, по оправданию своей жизни. Счастье смысла – больше счастья житейского. Человек согласен страдать, только чувствуя, что – не зря. И поэт оправдал свое поколение,

И Ленька Королев – не арбатская шпана, а "рыцарь бедный" – "духом смелый и прямой". И сам Арбат – не обшарпанный коридор, а – отечество, религия,,. Пальтишко, обветренные руки, старенькие туфельки – богиня... Булат Окуджава придал обыденности черты высокого, духовного – и спас, оправдал ее. Просвеченная насквозь любовным светом реальность с ее обшарпанностью, обветренностью и т.д. лишается угрожающих примет распада и – всплывает в мир гармонии. Может быть, это самое важное – спасти не только идеальное, духовное, но и – человеческое, "лишнее" на небесах, тленное, но ведь – такое любимое, родное.

Стихи Окуджавы возродили старинный, "ангельский" стиль соприкосновений. Никаких неразрывных объятий, жгучих поцелуев, панибратства, Максимум – прикоснуться губами к дамской ручке, склонить голову на плечо, припасть (в самом крайнем случае) к груди... Иначе – нельзя, ангелы сгорают в человеческом огне. Как и бумажные солдаты...

Что делают персонажи окуджавских песен? Прогуливаются, покуривают, беседуют, переглядываются за дружеским столом. Волнуются за близких, музицируют, сочиняют, предаются воспоминаниям... Булат Окуджава приоткрыл нам высшую ценность безделья, невовлеченности в земной производственный процесс. Какой может быть у ангелов производственный процесс? Сладкие душевные волнения, праздники встреч и разлук... Боже, неужели это – о нас?.,

В поэзии Окуджавы мы чувствуем себя свободно и... комфортно. Здесь возлюблен и необходим – каждый. И единственное условие, единственный пропуск в этот гармоничный мир – ответное сердечное движение, любовь. В этом смысле небо поэта совпадает с небом христианским. Но, может быть, небо поэта – чуть ближе к нам, милосерднее к человеческой слабости. (У Сергея Довлатова есть странная фраза: сентиментальность – это любить кого-либо больше, чем любит Бог. Прощать... жалеть...).

И судьба была к поэту благосклонна. Никого так не любили, как его, никому больше так не доверяли. И он до конца был верен своим любимым – женщине, друзьям, поэтам, маме, сыну, Пушкину, Москве, Польше, Парижу и – нам, случайным его современникам, непостоянным и ненадежным российским полуинтеллигентам.

И заплачет душа, и улыбнется, и прошелестят над ней невидимые крылья и – новые слова, как ястребы ночные, сорвутся вдруг с горячих губ...

Белый ангел московский на белое небо взлетел,

Черный ангел московский на черную землю спустился...