Осенью 2006-го мне позвонил Дмитрий Быков и попросил текст моей диссертации "Раннее творчество Окуджавы (опыт реконструкции биографии)". Тогда только что в сборнике "Голос надежды" вышла на нее рецензия, где Н. А. Богомолов, мой оппонент, подробно перечислял, что в ней можно найти.

Диссертацию афишировать, широко давать читать мне не хотелось: друзьям, строгим критикам – пожалуйста, но на мой вкус она была слишком "фактологична": действительно реконструкция биографии с сопоставлением источников – архивных материалов, автобиографической прозы Окуджавы, его интервью, интервью, которые я взяла у тех, кто мог рассказать о нем в 1940-1950-е годы. Мне не всегда хватало в моем тексте аналитики, а аналитика быстро не выкристаллизовывается, я до сих пор пишу и переписываю эту книжку.

О чем и сказала тогда Быкову: диссертацию, конечно, возьмите, но ссылайтесь на нее, пожалуйста, поаккуратней, чтоб я не попала в неловкое положение, если – а, конечно, это будет так – Ваша книжка выйдет раньше моей. Книжку Быков собирался сдавать через полгода и предложил написать ее вдвоем: у меня готовы 400 страниц о том периоде, который ему наименее интересен, он будет писать о том, что лучше знает. Я немножко поколебалась – но все-таки пишем мы уж слишком по-разному: ничего не сходится – ни аудитория, ни язык, ни даже, как выяснилось, образ Окуджавы. Круг проблем – и тот обозначили как-то уж очень различно.

Через пару дней в метро – картина лестная, радующая глаз: стоит Быков, листает мою томину, карманную книжку формата А4. И тогда как раз мы проявили редкостное единодушие: писать вместе не будем. Быков попросил оставить ему диссертацию недели на две, сказал, что напишет несколько страничек предисловия, посвященных именно тому, что текст мой он читал, – чтоб уж точно не было никаких недоразумений. Предложил указать, что именно я считаю своей находкой.

Я честно попыталась отметить конкретные страницы – у меня не вышло, мне казалось, что в моем тексте моего много: либо фактология, либо ее анализ, либо подборка общеизвестного (например, стихов), удобная для того, чтобы потом ее комментировать так или иначе. Каждый думает и комментирует так, как ему органичней, и стихи – они, бесспорно, "общие", но меня все смущало: а как же я буду публиковать текст, в котором последовательность изложения порой очень напоминает другую, раньше изданную книгу? Я пару раз, уже прошедшей осенью, делилась этим соображением с Дмитрием Быковым, но он считал, что проблем не будет.

Через год случайно встретились – Быков сказал, что еще пишет, отдать диссертацию пока не готов. Через два года я позвонила сама – и оказалось, что очень вовремя. Книжка буквально через две недели уходит то ли к редактору, то ли уже прямо в верстку, если я за это время прочту ее и отмечу неточности – будет хорошо. Внимательно вычитать ее я не успела, книжка не маленькая. Исправила какие-то даты, имена и пометила, где я все-таки прошу дать на меня ссылку. И еще договорились: в списке литературы указывается не мой автореферат, а диссертация, поскольку именно ею автор и пользовался. Быков предложил: скажите название Вашей книжки, я ее тоже обозначу – "в печати". Пригласил на Сити-FM, поговорить про Окуджаву. Несколько раз проанонсировал мою книжку – и тем удивительней, что в своей книге он забыл это сделать. На сайте Сити-FM найти ту запись тоже трудно (мне, например, сейчас не удалось, впрочем, я была ненастойчива), особенно учитывая, что фамилия моя была там дана с ошибкой. Правда, некоторые – к сожалению, не все – неточности, на которые я тогда указала, Быков все-таки успел исправить.

Мне очень жаль, что приходится говорить об этой истории, я не стала бы этого делать, если б не досадная забывчивость Дмитрия Быкова при оформлении списка литературы.

Не хочется быть мелочной: ведь одно дело делаем, ну забыл человек, да и какая разница, кто был первым, кто вторым – тем более, что посчитать это обычно так трудно.

И ни в коем случае не хочется скандала вокруг имени Окуджавы.

Меня заботит только одна вещь: я же все-таки в среде филологов обитаю, они меня могут неправильно понять, если я, не объяснив, что к чему, опубликую свой текст. Пожар, конечно, способствовал к украшению, и я его уже сильно перекроила, но боюсь, все равно в нем останется что-то, напоминающее "Окуджаву" Быкова. А подробно излагать эту историю в печати совсем не хочу – пусть здесь повисит, для коллег-филологов.