Вместо ответа на статью "Устав чужого монастыря"

(чтобы не перегружать окно оперативного комментария)

Грушинский тем и велик, что позволяет заново каждые пару лет открывать Америку через форточку. Каждому новому поколению журналистов.

А именно.

1) Что "для организаторов фестиваля слово "КСПшник" является бранным" (Александр Вольдман, по докладывая об очередном заседании оргкомитета на региональном совете КСП, с которым, вроде бы, договорились совместно проводить грушу-89 (или 88? Уже забыл) с участием поволжских КСП — но все никак не получалось, чтобы оргкомитет делал то, о чем договорились.)

Когда я первый раз попал на Грушу, первым и самым сильным впечатлением было — километры основной дороги, а все классический турслет, с транспарантами "Ленинский район", "Новокуйбышевск" и где-то глубоко в — сами знаете где — "Гостиный двор", куда спихнули КСПшников, ради которых, собственно, народ песни слушать и валил. Все усугублялось тем, что по молодости лет спустился я к поляне не с правого краю, а с левого. Кто был, тот поймет.

2) Что создатели фестиваля легли под известное правило "не можешь задушить – возглавь". Не знаю, что было там, в дали времен на Федоровских лугах (говорят, неплохой фильтрующий лишних людей фактор — "час ходьбы" от конечной автобуса до поляны), но на Мастрюковских озерах уже было видно, что это именно что турслет, причем официальный. Если КСП ложилось под ВЛКСМ и временами старательно изображало удовольствие, то Грушинский лег под другую версию государственной заботы — под профсоюзный туризм. А что все гораздо кондовей и официозней среднего КПшного слета — так ведь комсомол был организацией молодежной, а сами вспомните, какой возраст ездил на профсоюзные турбазы. Тут уж не до воспоминаний о себе молодом. Со временем бронзовеешь и остаются только "определенным образом", "все, как один", "мало ли кто недоволен".

Ну и так далее.

Для меня первой "Грушинкой" был 1988-й год, вскоре после перестроечного реабилитанса фестиваля. Потом, в начале 90-х, несколько лет не ездил, приехал в 95-м, ужаснулся, и много лет отбивался от предложения поехать, даже несмотря на то, что персоналии "Второго канала" знал прекрасно, и мог представить, чего они хотели. Наконец, поехал в том самом, прошлом, 2002-м. И понял некоторые вещи, до которых не доходил раньше.

Фестивалю — КСПшники — не нужны. Фестивалю — авторская песня — не нужна. С самого начала. Это было, по словам Фишгойта на всесоюзной конференции КСП в 1988 году, "туристический слет с песенной программой". На это старательно закрывали глаза, потому что фестиваль — был — нужен — нам.

Он был нужен как место сбора, всесоюзное толковище и сборище. Он в этой роли и выступал, пока КСП воспринимались как персонализированная помеха проводить фестиваль как турслет — и изгонялись в резервацию "Гостиного двора". НеКСПшного народа в формально открытом для всех месте размещения иногородних было если и много, то концентрация "союзного" поющего народа их еще как-то застраивала и держала в рамках.

В 1988 году первая попытка громкой попсы во время ночных концертов у костров была полностью на совести каких-то местных комсомол-боссов, который, может быть, даже вывезя на РАФике каких-нибудь КСПшников для отчета о культмассовой работе, потом решили отдохнуть и врубили магнитофон с привычной музычкой. Дикий народ, что с них взять. Так, кстати, на них и отреагировали.

А потом началось подстраивание под "среднего потребителя". Помню свои ощущения плевка в лицо, когда в 95-м увидел продающиеся прямо на поляне литровые пакеты с красненьким.

Помню ощущение второго плевка, когда, на день раньше уехав с фестиваля, уже дома узнал об этой милой истории со стрельбой ракетами по Горе из лагеря ОМОНа.

В том же году я в последний раз посидел у костерка на традиционной стоянке со своими старыми друзьями, ульяновскими КСПшниками и туристами. Мне было в лоб сказано – "старики" решили больше на ТАКОЕ не ездить. Снова я встретил Костю Николаева, лауреата-88, помнившего еще старую "Грушу", лишь в 2002-м, в лагере "детской поющей респубики", достаточно откровенно отделенном от остального фестиваля. В этом году "ЛДПР" — под Москвой. Я не знаю, куда он поедет.

* * *

Но добили "Грушу", как ни странно, не оргкомитетовцы со своей политикой, а Минречфлот, Минавтотранс и МПС. Дано: самыми многочисленными из гостей на поляне всегда были КСПшники из прилегающих областей. Добираться легче.

Решение: Из-за того, что ровно посредине Волги находится Ульяновская область, где нет ни электротяги, ни, естественно, электричек, добраться "собаками" с верховьев до Тольятти просто нереально. А все местные линии автобусов забиты до предела, потому что именно ими и сообщаются с внешним миром практически все местные поселки, деревеньки и города-спутники. Поэтому в советские времена одним из самых простых и дешевых способов попасть на Грушинский была вода. Регулярно, 3-4 раза в день, бегающие "Метеоры" на трассе Казань-Балаково позволяли очень многим свободно добираться до Тольятти со скоростью автобуса. А для тех, кого не стесняло время, была еще "ночная лошадь" — билет 4 класса на круизный теплоход типа "Федора Достоевского". Но – сегодня "Метеоры" просто перестали ходить, обслуживая за отсутствием денег на топливо, а теплоходы перестали брать "палубных пассажиров". А цены на дальнобойный автобус или поезд вы сами знаете. Вывод — соотношение "отдыхающих масс" из Самарской области и людей, приехавших за песней, стало именно таковым, как сейчас. Еще хорошо, что, по моим данным, первое серьезное преступление было зарегистрировано на фестивале около 2001 года, — раньше, наверное, запас прочности вывозил. Скоро "Кольский бугорок" и аналогичные альтернативщики просто перейдут на положение полностью изолированных лагерей.

Но доколе, вот вопрос, их вообще хватит?

Ответ — хорошо если до сегодня-завтра.

Вот три момента, которые говорят, что фестиваль не очень то и привязан к своим традициям.

Первый.

Грушинский фестиваль открывает уже не "Грушинское трио", а символика фестиваля сменилась. Официального открытия фестиваля, с подъемом флажков, в этом году тоже не имело места быть. А может, и давно уже.

Второй.

На фестиваль, в качестве больших и почетных гостей, в 2001 году был приглашен Михаил Боярский, а в 2002 — Юрий Шевчук. К авторской песне они никаким боком не относятся, а поскольку реально собрать общественное мнение оргкомитет просто не мог (ну нет у него качественного механизма обратной связи с каждым гостем!) то эти приглашения — инициатива самого оргкомитета. Следовательно, песня ему нужна любая, не только авторская. Следовательно — "Василь Иваныч, подвинься". Сравните с "дозапретными" временами, когда самой крутой революцией по части гостей был "Последний шанс".

Либо, как Иван Иванович из "Крокодила Гены", сделав реверанс в сторону "канальской" песни, оргкомитет решил, что для сохранения неподкупного имиджа нужно дернуться в сторону прямо противоположную.

Третий.

Пресс-конференция оргкомитета на фестивале 2002 года, кажется, вторая по счету.

Вопрос (Кельману): "Скажите, вот у вас раньше был такой передвижной музей, рассказывающий, кто такой Валерий Грушин. Несколько лет не ездив на фестиваль, в этом году я его не увидел."

Ответ: "А мы его сняли. Мы подумали, зачем держать такой маленький. Вот будет большой — вернем."

No comment.

Самое смешное, что все, здесь написанное с самого заголовка, действительно каждые несколько лет заново открывается теми, кто приходит на поляну, причем примеры с каждым циклом все печальнее и печальнее. Тенденция, аднака?