Стихи и песни Владимира Ланцберга на свежего человека производят довольно странное впечатление. Поначалу кажется, что ты слушаешь с середины чей-то разговор с самыми близкими знакомыми о людях и событиях, известных им, но неизвестных тебе. Слушать чужие личные беседы и вообще-то нехорошо, а когда ничего не понимаешь, это еще и неинтересно. И самым естественным было бы уйти и заняться своими делами, но что-то мешает это сделать. И ты словно бы даже против желания все вслушиваешься в это непонятное повествование, пока до тебя вдруг не доходит, что разговор-то идет как раз о тебе. Хотя говорящий, судя по всему, не подозревает о твоем существовании.

Сам Ланцберг неоднократно уверял друзей в том, что такое озарение обманчиво. И даже попробовал как-то дать концерт-отрывок из будущего академического собрания сочинений: к каждой песне прилагался подробный комментарий, где, когда и по какому случаю она написана и как звали по паспорту каждого персонажа. Многие слушатели этого концерта были сильно разочарованы, узнав, к примеру, что Жизнь, грозно и неотступно поджидающая "у аптеки за углом" — всего-навсего гроздь самых больших и опасных во всем городе сосулек.

Эти разочарованные были истинными ценителями высокой поэзии и вообще изящных искусств. Они твердо знали, что искусство — это проявление божественного начала, высший взлет духа и т. д. и т.п. А тут все было по известной народной пословице про иконы: годится — молиться, а не годится — горшки покрывать. Ланцберг и покрывает своими стихами и песнями всевозможные горшки: укрощает депрессии и навязчивые страхи (свои и чужие), разъясняет себе или кому-нибудь еще истины, которые иным способом понять не удалось; фиксирует личный жизненный опыт, чтоб занимал поменьше дефицитного места, но в то же время всегда был под рукой. Его поэзия — это даже не картинка на боку кастрюли, это сама кастрюля и есть.

И на этом можно было бы поставить точку, но злые языки (являющиеся по совместительству крупнейшими мыслителями и поэтами нашего века) утверждают, что этот странный предмет домашнего обихода и есть, собственно говоря, поэзия, и никакой другой не придумано. Правда, добавляют они (или подразумевают), для того, чтобы рассказ о приключениях души получился занимательным, у владельца этой души должна быть еще одна маленькая штуковина. Настолько маленькая, что никому до сих пор не удалось разглядеть, как она устроена и работает. Известно лишь, что только она способна превратить те же сосульки из свидетельства халатности городских коммунальных служб в воплощение непредсказуемости и беспощадности жизни, а патентованный идиотизм и взаимное мучительство студенческих военных лагерей переплавить в пронзительную чистоту "Ртутного солнца". В обиходе эту штуку называют талантом.

Как-то Ланцберг решил преподнести нам сюрприз. Оказывается, одну из его песенок угораздило залететь в уши какой-то поп-группе (как бишь ее звали? не то "Смелые позы", не то "Дебелые рожи"...). Творчески переработав мелодию, расшифровав текст (насколько это позволяли скромные возможности отечественной магнитной записи) и переосмыслив его (в меру еще более скромных собственных интеллектуальных возможностей), эта группа нашла песенке несколько иное, нежели у автора, но столь же утилитарное применение: включила ее в свой набор инвентаря для добывания денег из публики. Этот-то перепрофилированный вариант и был сюрпризом, которым Ланцберг хотел нас порадовать. Мы все дружно шипели и плевались, не зная, чем следует возмущаться больше: то ли беспардонностью непрошеных соавторов, то ли их безграмотностью, то ли благодушием "родного" автора, от души наслаждавшегося своим изуродованным детищем. Я даже начал по этому поводу штудировать законодательство об авторском праве, но в то же время мне упорно казалось, что всю эту историю я уже где-то читал. И только много позже я вспомнил: "Моцарт и Сальери", сцена со слепым скрипачом. Обидно, конечно, что все мы оказались коллективным Сальери, но Пушкин прав: таланту настолько хочется ОТДАТЬ созданное, что он радуется даже тому, что его обворовывают.

Но все-таки, на мой взгляд, предпочтительнее иные пути такой раздачи. Такие, например, как этот сборник. Берите и владейте. Только потом не жалуйтесь, что стали мыслить и говорить строчками из него.